Гордость и гордыня - Джейн Остин

Появилась экономка, почтенного вида пожилая женщина, гораздо менее чванная и гораздо более обходительная, чем ожидала Элизабет. Они последовали за ней в столовую, обширную комнату гармоничных пропорций и великолепно обставленную. Элизабет, окинув ее взглядом, отошла к окну, чтобы полюбоваться видом из него. Холм, с которого они недавно спустились, выглядел в отдалении еще более крутым и замечательно красивым. Но все вокруг тоже ласкало взгляд, и она с восхищением смотрела на речку, на купы деревьев по берегам и на теряющиеся вдали изгибы долины. Их вели из комнаты в комнату, и из каждой эти красоты выглядели по-иному и открывались все новые. Комнаты были прекрасными, с высокими потолками и с мебелью, соответствовавшей богатству владельца. Однако Элизабет заметила отсутствие пышности, бесполезной роскоши и отдала должное его вкусу. Тут было меньше великолепия, чем в Розингсе, зато больше истинного изящества.

«И я могла бы стать хозяйкой всего этого! — думала она. — Все эти комнаты могли стать мне привычно знакомыми! Вместо того чтобы осматривать их, как посторонняя, я могла бы радоваться им, как моим собственным, и принимать в них дядю и тетушку как дорогих гостей! Но нет, — спохватилась она, — этого никогда не случилось бы. Дядю и тетушку я никогда бы здесь не увидела. Мне было бы запрещено приглашать их». Это была счастливая мысль — она избавила ее от чувства, похожего на сожаление.

Элизабет очень хотелось узнать у экономки, правда ли, что ее хозяин в отъезде, но у нее не хватило смелости. Наконец об этом осведомился ее дядя, и она испуганно отвернулась. Миссис Рейнольдс ответила, что да, но добавила:

— Однако мы ожидаем его завтра с большим числом гостей.

И Элизабет возрадовалась, что они не задержались в пути на лишний день.

Тут тетушка подозвала ее взглянуть на картину. Она подошла и увидела на каминной полке среди других миниатюр портрет мистера Уикхема. Тетушка с улыбкой спросила, как ей нравится эта миниатюра. Экономка подошла к ним и объяснила, что это портрет молодого джентльмена, сына управляющего ее покойного хозяина, который дал ему образование, оплачивая все расходы из своего кармана.

— Теперь он стал военным, — сказала она, — но, боюсь, из него не вышло ничего путного.

Миссис Гардинер посмотрела на племянницу с улыбкой, но Элизабет не сумела улыбнуться ей в ответ.

— А это, — сказала миссис Рейнольдс, указывая на другую миниатюру, — мой хозяин, и он очень похож. Рисовано тогда же, когда и та, лет восемь назад..

— Я много наслышана о благородной внешности вашего хозяина, — заметила миссис Гардинер, глядя на портрет. — И такое красивое лицо! А вот велико ли сходство, нам, Лиззи, можешь сказать ты.

При этом намеке на знакомство Элизабет с хозяином Пемберли миссис Рейнольдс взглянула на нее с заметным уважением.

— Барышня знает мистера Дарси?

Элизабет порозовела и сказала:

— Немного.

— И вы согласны, что он очень красивый джентльмен, мисс?

— Да, очень. — Я думаю, красивей его не найти. Ну, в галерее наверху вы увидите его большой портрет получше. Мой покойный хозяин особенно отличал эту комнату, и все тут осталось как при нем. Он очень любил эти миниатюры.

Теперь Элизабет поняла, почему среди них остался портрет мистера Уикхема.

Затем миссис Рейнольдс обратила их внимание на миниатюру мисс Дарси, нарисованную, когда ей было восемь лет.

— А мисс Дарси так же красива, как ее брат? — спросил мистер Гардинер.

— O да! Красивей барышни не сыскать, и так хорошо образованна! Играет на фортепьянах и поет весь день. B соседней комнате стоит новый инструмент, подарок ей от моего хозяина. Она приедет с ним завтра.

Мистер Гардинер, чьи манеры были мягкими и приятными, поддерживал ее разговорчивость уместными вопросами и замечаниями. Миссис Рейнольдс то ли из гордости, то ли из преданности, видимо, получала большое удовольствие, рассказывая о своем хозяине и его сестре.

— A ваш хозяин подолгу живет в Пемберли в течение года?

— Не так подолгу, как мне хотелось бы, сэр. Но, пожалуй, проводит тут полгода, а мисс Дарси всегда приезжает на лето.

«Если только, — подумала Элизабет, — не отправляется в Рамсгет».

— Когда ваш хозяин женится, вы станете видеть его чаще.

— Да, сэр, да только не знаю, когда это случится! Представить себе не могу, какая невеста будет ему парой!

Мистер и миссис Гардинеры улыбнулись, а Элизабет не удержалась и заметила:

— Право, если вы так думаете, это большая ему похвала.

— Я говорю чистую правду, и так скажут все, кто его знает, — ответила экономка.

Элизабет подумала, что это уж чересчур, и еще больше изумилась, когда миссис Рейнольдс добавила:

— Я за всю мою жизнь ни разу от него сердитого слова не слышала, а знаю его с той поры, как ему было четыре годика.

Такая хвала превзошла все остальные и совсем уж не соответствовала ее представлению о мистере Дарси. Ей всегда казалось, что его характер никто бы не назвал добрым. Она была вся внимание, жаждала услышать больше и была очень благодарна дяде, когда он сказал:

— Не много найдется людей, про кого можно сказать столько хорошего. Вам выпала большая удача, раз у вас такой хозяин.

— Мне ли не знать, сэр. Да обойди я весь мир, лучшего не нашла бы. Так я всегда замечала, что те, кто в детстве добры, и вырастают добрыми; а он всегда был самым ласковым, самым добросердечным мальчиком на свете.

Элизабет была поражена. «Неужели речь идет о мистере Дарси?» — подумала она.

— Его отец был превосходным человеком, — сказала миссис Гардинер.

— Да, сударыня, что так, то так. И сын будет таким же, таким же щедрым с неимущими.

Элизабет слушала, дивилась, сомневалась и с нетерпением ждала услышать больше. Ничто другое в словах миссис Рейнольдс ее не занимало. Тщетно экономка объясняла сюжеты картин, называла размеры комнат, цену мебели. Мистера Гардинера очень забавляла преданность господам, которой он объяснял такие восхваления мистера Дарси, поэтому вскоре он вернулся к той же теме, и, пока они поднимались по парадной лестнице, экономка с жаром описывала всяческие его добродетели.

— A уж как он заботится о поместье и о тех, кто ему служит! Не то что нынешние молодые господа, которые ни о ком, кроме себя, не пекутся. Да любой арендатор, любой слуга здесь то же скажет. Вот про него говорят, будто он гордец, а я ничего такого не замечала. По-моему, дело тут в том, что он не болтун не в пример другим молодым господам.

«В каком прекрасном свете она его представляет», — думала Элизабет.

— Такие похвалы ему, — шепнула ей тетушка, — не совсем согласуются с тем, как он обошелся с нашим бедным другом.

— Может быть, мы обманывались.