Северный пламень - Михаил Голденков

Казаки гетмана Мазепы со своей задачей прекрасно справились — шведы не заметили ухода московского фельдмаршала. И 8 мая четырнадцатитысячная армия Огильвия, состоящая наполовину из больных, едва живых солдат, достигнет-таки Киева. Мало кто догадывался в московской армии, что к чудесному ее спасению приложил руку и сердобольный князь Микола Кмитич. Это его просьбы не причинять городу Гродно и его жителям вреда вынудили Карла не отдавать приказа бомбардировать город.

— Из пушек обстрел вести только при крайней необходимости, — постоянно говорил шведский король своим канонирам. Таким образом, за два месяца блокады стекла окон домов Гродно довольно-таки редко дребезжали от гула канонады и разрыва ядер. Отсутствие интенсивной бомбардировки и уберегло город, и спасло московитскую армию от окончательной гибели.

На пути отхода войска Огильвия и Репнина заблаговременно были построены или починены мосты и переправы, что существенно ускорило продвижение потрепанного воинства, теперь уже подчинявшегося Меньшикову.

Однако чуткое солдатское ухо Карла уловило, что в городе что-то не так.

— Есть подозрение, Ваше величество, что московитов в городе уже нет, — донесли дозорные.

— Седлать коней! — крикнул своим конным каролинцам Карл.

Через два часа после ухода московитов пятьдесят каролинцев вместе с самим Карлом с факелами в руках свободно въехали в город. Подковы их коней загрохотали по гродненским мощеным улицам. От скачущих в черных плащах всадников немецкие драгуны в страхе разбегались либо испуганно жались к стенам домов, подняв высоко руки.

В отличие от казаков Мюлленфельз со своей задачей не справился — он так и не успел, как было приказано, «разрубить мост», так как совершенно не ожидал такой дерзкой атаки Карла. Бригадир тут же сдался, лично протянув шпагу шведскому королю. Но на лице Карла не было удовлетворения победой. Враг ушел, ушел из-под самого его носа.

— Мой король! Мы их быстро догоним! — успокаивал Карла генерал Стенбок, указывая на так и не разрушенный мост через мутные воды весеннего Немана. И наверняка бы догнали, пойди Карл по пятам потрепанной армии. Но шведский Александр Македонский вновь проявил оригинальность: зная от пленных и перебежчиков, что Меньшиков будет пробиваться в Киев, король Карл решил преследовать его, но другой дорогой — через Пинск на Дубно, пытаясь перерезать отходившим частям путь к Киеву… И теперь шведское войско углубилось в полесские топи, преодолевая не только топь дремучих лесов, но и сопротивление малых московских заградительных отрядов.

Достигнув тихого полесского Пинска, армия короля остановилась. Этот город, расположенный в центре края великих болот, разливающихся по весне, как моря, приютившийся лишь на одном берегу реки Пины, зачаровывал Карла своей тишиной и покоем. Построенный в непролазных пущах, город показался шведскому королю краем Земного круга. Время здесь текло неторопливо, куда медленней, чем бежали мысли в темно-рыжей голове неутомимого короля… Шведов немало позабавило, что в этом Богом забытом краю в городе есть коллегиум иезуитов и даже аптека, что в Литве шведам вообще попадались крайне редко, да и то лишь в больших городах, как Гродно и Вильно. Жители Пинска, вновь на удивление людям шведского короля, оказались самых разнообразных конфессий, пусть и с преимуществом православных (их шведы называли греками) и иудеев (жидов). Удивили пинчане и тем, что показались шведам людьми для провинциалов достаточно умными, образованными и предприимчивыми. По разлившимся рекам и болотам ловкие пинские торговцы, как заправские голландцы, лавируя меж островов доплывали по Пине через Неман и Днепр аж до Киева. В Пинске находилась и своя собственная мануфактура «русской шкуры», считающаяся лучшим во всем Княжестве производством кожи. И это учитывая тот факт, что в годы последней войны с Московией город был разрушен и сожжен… Немалый интерес проявляли и пинчане к солдатам Карла, удивляясь, как же шведы забрели так далеко.

— Пройти через наши болота невозможно! — говорили Карлу и его генералам местные. — Как вам это удалось?

Забравшись вместе со Стенбоком и местным ксендзом на колокольню местного костела, Карл, упершись в гранит перил своими достающими почти до локтей желтыми перчатками, оглядывал местность. Его взору открылись бескрайние леса и болота, а прямо внизу, словно игрушечные, просматривались черепичные крыши маленького городка Пинска с его ручейками мощеных улиц и переулков, лежащего в обзоре полностью, словно на ладони огромной лосинной перчатки Карла… Король приставил к глазу подзорную трубу, всматриваясь вдаль, как настоящий капитан дальнего плаванья. И вновь ничего утешительного для себя не увидел. Лишь море верхушек все еще голых деревьев, зелень елей, глянец разлившихся по половодью рек Пины, Припяти и Гарыни да бурые пятна болот, называвшихся некогда Геродотовым морем…

— Генерал, — повернулся к облаченному в лимонного цвета форму генералу Магнусу Стенбоку Карл, — вы когда-нибудь видели Балтийское море зимой?

— Э-э, видел, Ваше величество, — неуверенно отвечал генерал, не зная, как именно следует ответить.

— Зимнее Балтийское море… — Карл, грустно ухмыльнувшись, посмотрел на стоявшего рядом ксендза. — Нет более безнадежного, пусть и весьма торжественного зрелища, зрелища бесконечного ледяного крошева, раскинувшегося до самого горизонта, святой отец. Царство снежной королевы… Ледяные торосы, защищающие зыбкие дюны от вязких на морозе волн… А там, в небе, словно отражение этого ледяного царства, висит желтая дымка, и только мелькающие белыми точками крикливые чайки без всякого успеха ищут корм… Грандиозная, торжественная красота, от которой мороз по коже, святой отец, красота и даль, которую совершенно не хочется постигать…

— Могу представить, Ваше величество, — склонил голову ксендз, не совсем пока что понимая, куда же клонит король, но восхищенный столь поэтичным описанием зимы на Балтике.

— Этот пейзаж вам не напоминает зимнее Балтийское море? — указал перстом в желтом лосине Карл в сторону моря полесских лесов и разлившихся рек.

— Что-то есть в этом прекрасное, но лишь для созерцания, Ваше величество, — отвечал Стенбок. — Желания изведать и познать эти леса, увы, возникло бы, вероятно, у натуралиста, но не у короля Карла XII. Вероятно, вы правы, Ваше величество. Торжественная безнадежность — вот что есть этот пейзаж для нас. Если для этого места у натуралиста в руках лишь посох, а в кармане блокнот и увеличительное стекло, то у Карла XII целая армия людей, коней и пушек. Это море, Ваше величество, не для нашего судна.

Сырой запах сбросившей снежный покров земли и море девственного бескрайнего леса полесских пущ…

Генерал Магнус Стенбок

Карл с тоской смотрел вдаль, кивая своим длинным носом, соглашаясь с генералом Стенбоком.

— Я достиг пределов невозможного, — Карл сложил подзорную трубу, бросая взгляды то на ксендза, то на Стенбока, — я нашел свои Геркулесовы столбы.