Северный пламень - Михаил Голденков

Два немецких офицера, высоких, со спокойными обветренными лицами, в грубых плащах, пахнущие табаком, с видом полноправных хозяев положения возвышались над несчастной фигуркой коменданта. Под черными низенькими треуголками, их уверенные светлые глаза излучали несгибаемость и легкое сочувствие к Болиману, смотрели на него как на человека, попавшего в плен. Радзивилловский комендант, ни секунды не колеблясь, вытащил свою шпагу и отдал ее со словами:

— Мы сдаемся на милость победителя. Обратите внимание, господа! Мы не помогали Михаловичу. Мы не стреляли в вас!

— Рад иметь дело с благоразумным человеком, — улыбнулся худощавым лицом Расенштейн, принимая шпагу, — вы спасли жизни своих людей, герр комендант…

В металлическом голосе Расенштейна Болиману слышалось: «Иначе мы бы вас убили без всякого сожаления»…

«Боже! Это не люди, это абсолютные воины, порождение Валхаллы», — думал испуганный комендант крепости…

Карл и его солдаты вошли в замок. И как бы ни восхищался шведский король мощью и красотой фортеции, его вердикт был жесток:

— Сжечь все военное имущество, в том числе знамена, оружие и утопить пушки. Коменданта и весь гарнизон отпустить, а замок… а замок взорвать.

— Ваше величество, не надо взрывать замок! Дело в том, что пан Радзивилл уже ваш союзник… — лепетал Болиман, заискивающе заглядывая снизу вверх в лицо шведского короля.

— Да неужели? — деланно приподнял брови Карл. — А я и не знал! И сколько будет длиться переход пана Радзивилла на мою сторону? Год? Два? А может, все десять лет?

Болиман что-то бормотал, пытаясь отговорить короля от уничтожения замка, но решение уже было принято. Выгнав из крепости прятавшихся там евреев и крестьян, которым разрешили взять их скарб, замок обложили бочками с порохом, и погоревший город содрогнулся от мощного взрыва. Когда дым и пыль рассеялись, замок стоял на месте, лишь обвалились с крыш черепица да башенки, облетели шпили, лепнина с окон и прочие мелкие детали, повылетали все стекла, из некоторых окон валил клубами дым, но твердыня устояла. Устояли и все четыре основные башни.

— Значит, так желает Бог! — махнул рукой Карл. — Все, едем отсюда! Дома поджечь! Пусть Радзивилл знает, с кем воюет! Мы с ним обойдемся, как его союзник Петр с нашими летгаллами и эстами поступил!..

— Это дух Барбары Радзивилл не дал разрушиться замку, — шептались жители Несвижа, — иначе эта здания не имела бы места, где жить…

Только когда до Кароля Радзивилла дошли вести, что Несвиж погорел, а замок пытались взорвать, он окончательно понял, какую ошибку совершил своим дипломатическим, щадящим Августа и Петра молчанием! В тот же месяц, в начале июня, Кароль громогласно заявил, что рвет все отношения с Августом, и отправился в Торговицы на встречу с Лещинским и Карлом.

И Карл, и особенно Лещинский были нескрываемо рады, когда в Торговицах на их светлые очи явился сам Кароль Станислав Радзивилл. Карл, впрочем, был уверен, что это именно его несвижский урок заставил Радзивилла быть куда сговорчивей… Многолетнее лавирование закончилось, нить, связывающая Радзивилла с Августом, была окончательно порвана. Кароль, жутко смущенный и пристыженный, преклонял колено перед новым королем Польши и Литвы, перед королем Швеции… Лещинский не скрывал своей радости — ведь Радзивилл являлся к тому же и великим канцлером литовским, владея такой важной государственной печатью! Без него любой указ, даже королевский, считался недействительным.

— Вы не должны все время извиняться! — дружески обнимал Кароля Лещинский. — У вас непростая должность, любый мой пан, не простая роль в нашем сложном государстве. Знаю, не голосовали вы за Августа. За то и дзякуй вам вяликий…

И уж подавно был рад Микола Кмитич. Он как раз находился в свите Лещинского.

— Ну, с возвращением тебя на круги своя! — обнял за плечи Радзивилла Кмитич. Кароль густо покраснел. Он несколько изменился: волосы остриг и зачесал назад — мода, что задал всем шведский король, — но, как Лещинский, отпустил небольшие усы. Лицо слегка осунулось. Синие глаза стали чуть бледнее, словно выцвели от тяжких дум.

— Ох, Микола, — покачал головой Кароль, — если бы знал, как все это трудно: думать сразу за всех, угождать сразу всем и никому одновременно.

— Верно, — улыбался Микола, — а я тебя предупреждал. Ты не твой отец! Но даже он не смог быть одновременно в двух лагерях…

— А у меня для тебя сюрприз, — загадочно улыбнулся Кароль и извлек из глубокого кармана своего голубого камзола письмо.

— От кого? — приподнял черные брови Микола. Его сердце отчего-то учащенно забилось.

— Можно сказать, что от московитской царицы, — вновь улыбнулся Кароль и деликатно отошел в сторону.

— От царицы?

Микола сорвал печать с двухглавым орлом, с любопытством прочел первые строки.

— Матка Боска! — он удивленно и счастливо взглянул на Кароля. — Это же от Марты! От Марты Василевской! Я ее спас от солдат в Мариенбурге! Нашлась родимая!..

Но чем дальше читал письмо Кмитич, тем больше становились от удивления его глаза…

«Моя судьба после того, как ты, любый мой Миколай, спас меня от разъяренной солдатни, более чем удивительно получилась, — писала Марта по-литвински с частыми ошибками. — Князь Александр Данилович Меньшиков вскоре забрал меня от этого старого козла Шереметева, у которого я прожила лишь пару месяцев. Расспросив, кто я такая и умею ли я готовить, князь сказал, что именно в такой женщине он сильно сейчас нуждается, ибо самого его теперь обслуживают очень плохо. И они из-за меня крепко разругались. Так я переехала к Меньшикову. Не могу, впрочем, сказать, что сей муж был лучше Шереметева. Осенью 1703 года, в один из своих регулярных приездов к Меньшикову в Петербург, царь Петр встретил меня и вскоре сделал своей любовницей. Сейчас я его жена.

Я помогла перебраться в Петербург брату и сестре Василевским. Даже двоюродным Скавронским помогла, которые сами объявились, узнав, что я стала женой царя, пока, правда, не венчаной. Меня должны сперва перекрестить в православие, но, правда, по московской схизме. Если желаешь, то могу тебе любой чин в Петербурге рекомендовать как тоже моему якобы кузену Скавронскому. Тогда будем пусть и не часто, но встречаться. Не смущайся. Мой так называемый муж тоже имеет постельный реестр из всех понравившихся ему дам…»

Кмитич не знал, смеяться ему или плакать.

— Эту милую девушку в этой жизни устраивает сам Бог! — сказал он Каролю. — Вот это карьера!

Кароль приблизился… Микола вкратце рассказал ему о знакомстве с Мартой и поездке за ней в осажденный Мариенбург.

— Тебе обидно читать все это? — спросил сочувственно Кароль, понимая, что его друг был не на шутку влюблен в эту самую Марту, что ныне собирается стать царицей Московии. Кароль знал и то, что до этого Микола был влюблен лишь раз, давным-давно, в Аврору.