Открыто. Как мы будем жить, работать и учиться - Дэвид Прайс

За долгие годы я участвовал в бесчисленных дискуссиях, где мы пытались найти силу, которая радикально изменит образовательную политику и заставит ее смотреть вперед, а не назад. Будут ли это учителя или руководители компаний? Я все больше склоняюсь к тому, что это будут родители. Родители – возможно, единственные люди, к которым прислушаются политики – из-за их избирательных прав. Им нужно заставить себя услышать и отвоевать позиции, утраченные в споре о том, что такое хорошая школа. Пока что язык, которым мы описываем наше обучение, сводится к буквам и цифрам.

Из многочисленных исследований рынка мы знаем, что, если остановить людей на улице и попросить их описать идеальную чашку кофе, все обычно отвечают одно и то же – стойкий вкус, черный, сильный аромат. А дома они неизменно варят слабый кофе и пьют его с молоком. С языком обучения дело обстоит так же, как с кофе.

Я убежден, что многие родители предпочли бы знать, что их дети уверены в себе, чувствуют себя успешными, способны к независимому мышлению и умеют задавать критические вопросы – то есть выбрали бы язык кофе с молоком. Вместо этого родители знают только язык черного кофе, потому что не слышат ничего другого. Дети нацелены на хорошие оценки? Им достаточно задают на дом? Какими были их последние 10 оценок?

Директивная образовательная политика типа «Ни одного отстающего ребенка» и «Общие базовые стандарты» в США, сводные таблицы успеваемости по школе в Великобритании и введение стандартизованных тестов и государственной учебной программы в Австралии могут создать впечатление, будто политики что-то делают в сфере образования. Однако пока что они обрывают разговоры с родителями о том, как должны учиться их дети, из-за одержимости цифрами. Не стоит ожидать, что политики осознают ошибочность своих подходов и это принесет изменения. Родителям придется взять инициативу в свои руки и заставить себя услышать.

Свеча, а не яблоко

Когда Руперт Мердок продал социальную сеть MySpace за 35 миллионов долларов – всего за шесть процентов того, что он за нее заплатил, – он пришел к выводу, что «провалился во всем, в чем только можно». Пользователи сайта – преимущественно музыканты и ансамбли, выкладывавшие туда свою музыку, чтобы получить более широкую аудиторию, – плохо отреагировали на появление в своем сообществе медиамагната. Почувствовав, что грядут неизбежные ограничения, поскольку Мердок будет преследовать собственную выгоду, они просто взяли и ушли. Это пример того, насколько сильными бывают принципы настоящего сообщества и как чувствительно оно может быть к чрезмерной эксплуатации. Лоуренс Лессиг, профессор Гарвардской школы права (Harvard Law School), нашел новый способ бороться с конфликтом между общим благом и собственной выгодой.

В одном из своих выступлений в 2004 году Лессиг, который был одним из создателей движения «Творческие общины», привел аргументы, которые использовались при огораживании английских пастбищных земель, известном как «трагедия общинных выгонов». Проще говоря, трагедия случается, когда скотовладельцы пытаются втиснуть на выгон еще несколько коров или овец. Их личный доход растет. Однако если все начнут так делать, земля истощится и окажется бесполезной.

Этот аргумент был заново изложен в 1968 году Гарретом Хардином[156]в очерке, призывавшем к принудительному ограничению роста населения. Он доказывал, что поскольку все мы преследуем собственные интересы, для человеческой природы естественно попытаться извлечь максимум пользы из объектов общего пользования: «…к такому выводу приходит абсолютно каждый рационально мыслящий скотовод, пасущий стадо на общем выгоне. В этом и трагедия. Каждый человек замкнут в системе, вынуждающей его безгранично увеличивать свое стадо в ограниченном мире. Гибель – вот к чему катятся все люди, преследуя собственные интересы в обществе, которое верит, что общее – значит ничье. Свободный доступ к общественному приносит разорение всем»[157].

Лессиг, однако, проводит важное различие между конкурирующей и неконкурирующей собственностью. Трава на выгонах – конкурирующая собственность: если ее едят мои коровы, ваши уже не смогут, в результате чего вы и ваш скот пострадаете. Точно так же, если я откушу от вашего яблока, это моя добыча и ваша потеря. Однако обучение – неконкурирующая собственность. Если я поделюсь с вами идеей, вы выгадаете, но не за мой счет. Я все еще буду владеть этим знанием. Знание можно сравнить с огоньком свечи: я могу зажечь множество других свечей, не утратив первоисточник света.

Трудно преувеличить значимость этой идеи. Она лежит в центре концепции открытого образования и не раз бывала источником жестоких споров, поскольку периодически происходят попытки взять под контроль не только выражение идей, но и сами идеи. В последний раз мы наблюдали ее в битве за «контроль» над Интернетом. Те, кому хотелось бы «огородить» обучение, ограничив нашу возможность делиться всем, что мы знаем, скажут: эти ограничения вводятся для нашего же блага. Правительства пытаются оградить народ от кибертеррористов, издателей – от пиратов, а корпорациям эти ограничения нужны, чтобы максимизировать доход акционеров. В результате получается, что нужно строго следить за тем, где мы находим знания и от кого получаем навыки. Они боятся, что, позволив нам учиться друг у друга – раз у нас теперь есть такая возможность, – они в равной мере утратят контроль и авторитет. Что еще хуже – они думают, будто им одним известно, кто плохой, а кто хороший.

Это не значит, что мы можем позволить себе быть наивными. Да, есть плохие люди, которые будут пытаться делать плохие вещи, если им не помешает сила закона. Однако мы не должны всем скопом дрожать от страха из-за незамысловатых страшилок. Педофилия существовала до Интернета, а террористы обменивались планами с помощью почтовых голубей, и отнюдь не все подростки незаконно скачивают книги, музыку и фильмы.

Есть ли реальные основания у позиции Хардина и действительно ли пагубен свободный доступ к общественному, на самом деле зависит от вашей оценки человеческой природы: если нами движет исключительно стремление к корысти, тогда свобода может оказаться роковой. На страницах этой книги я попытался показать, что настало время, когда может проявиться наше лучшее «я». Мы во множестве выходим на улицы, друг к другу в гости и на интернет-форумы отчасти для того, чтобы показать, что нами движут высокие идеалы, что политика страха, жадности, конкуренции и недоверия больше не представляет нас, а лишь подавляет.

У нас есть повод смотреть на только что зародившееся общественное движение с оптимизмом. Наша молодежь, несмотря на масштабы финансовой и экологической неразберихи, которую мы им оставляем, выглядит уверенной в своей способности спасти мир. С ростом социальных медиа выросла и наша уверенность, что мы можем использовать их, чтобы помочь другим. По мере того как неформальное обучение все больше входит в моду, мы начинаем признавать, что обучение делом не менее важно, чем обучение словом. Появление видеоуроков не уменьшает силы печатного слова. Опыт всегда будет иметь денежную цену, но эта цена зависит от его нехватки, а открытое образование означает, что опыт сегодня можно найти повсюду.