Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд

Протянув руку через стол, он провел своим большим пальцем по ее приоткрытым губам, поднес его к своим губам и обсосал дочиста.

– Саммер, ведь ты не хочешь кофе?

Она молча покачала головой.

Он взял ее за руку и потянул, помогая встать.

– Тогда пойдем.

Пока Люк провожал Саммер наверх, в ее номер, она дышала все быстрее и быстрее. У нее возникло пугающее ощущение, что она очень долго падает и не имеет понятия, как остановиться. Он взял ее карточку, и Саммер повернулась, оказавшись между ним и дверью, когда он вставил карточку в замок. Люк внимательно смотрел на нее с незнакомой усмешкой. Затем в уголках губ появилась мягкость – или нежность? – а потом Люк стал совсем серьезен.

Когда он нагнул голову, Саммер вспомнились bises, и она подставила щеку для первого поцелуя.

Люк опять взял ее пальцами за подбородок. Легким движением пальца по ее челюсти он вернул ее голову в прежнее положение и поцеловал прямо в губы.

Ее рот приоткрылся от изумления, и Люк воспользовался возможностью, чтобы мгновенно развести ее губы, мягко потирая их и раскрывая шире своими губами, пробуя ее на вкус своим языком так, будто они уже сто раз целовались, будто ее рот принадлежал ему.

Саммер издала тихий звук с оттенком отчаяния и ухватилась за дверь. Та подалась, и руки соскользнули с гладкой поверхности. Саммер ощутила себя безумной героиней, которая соскользнула с края утеса, ринувшись навстречу смерти, и не было рядом супергероя, который устремился бы следом за ней и поймал ее в середине падения. Но вместо того чтобы сказать всего лишь одно слово «нет», она откинула голову назад.

Позволила ему завладеть ее ртом. Будто он принадлежал ему.

Жар и желание поразили ее внезапно, будто громом, и у нее голова закружилась.

Люк не спешил, словно у него была вечность, чтобы смаковать этот поцелуй. Он прикасался к Саммер только рукой, держащей ее подбородок, и ртом.

Его рот.

Как мог мужчина делать такое своим ртом? Будто не было ни единого ее аромата, какой он не хотел бы посмаковать. Он сосредоточился на каждой текстуре, на каждом вкусе.

Внезапно она ответила ему крепким поцелуем, немного прикусив его губу.

– Шшш. – Он закрыл рот, не дав ей укусить сильнее, и покачал головой так, что его губы заскользили взад и вперед по ее губам. – Шшш, Саммер, все в порядке.

Нет, не в порядке. Как он мог, как он осмелился сказать такое? Ничего не было в порядке, да и не могло прийти в порядок. Она чувствовала, что может разрыдаться из-за того, как неправильно все было, и все же не могла заставить себя сказать ему «нет».

Она лихорадочно вздохнула, и он опять воспользовался тем, что ее губы приоткрылись. Его пальцы ласкали ее скулу очень, очень нежно, будто двигались по хрупкой поверхности. Еще нежнее он проводил пальцами по ее вискам, очерчивая круги, а затем запустил пальцы в ее волосы.

Почему он целует ее так, будто она принадлежит ему навсегда, и прикасается к ней, будто не существует ничего более хрупкого или эфемерного?

Не делай этого, не делай этого со мной, хотелось ей умолять его. Не делай таких невероятно изумительных вещей. Ты причинишь мне боль. Но она не могла заставить себя вымолвить хоть слово.

– Шшш. – Он говорил так, будто пытался успокоить человека, приходящего в себя после ночного кошмара, объяснить ему, что бояться уже нечего. Такая ложь. – Шшш, шшш, Саммер. Ne t’inquiète pas[115].

Его теплые пальцы спокойно двигались кругами по ее затылку и шее. И он целовал ее нежно и беспощадно, как будто не могло быть конца его терпению, постоянству и заботе. Не беспокойся. Как он мог сказать ей такое?

Легчайшее прикосновение кончиков пальцев, двигающихся вверх и вниз по ее затылку. Он одерживал победу над ее ртом. Дрожь напряжения была такой, что она едва держалась. Он похищал у нее все сопротивление, все укусы, всю безотлагательность, медленно подчиняя ее своему ритму, превращая в неторопливый объект своей дегустации.

– Ну. Ну, ну. Тебе же нравится?

Да, нравится. Каждое прикосновение его пальцев оставляло во всем ее теле дрожь, проходящую волна за волной, захватывающую все ее тело. Все ее существо. А ему понадобилось для этого всего лишь легкое прикосновение.

Он сделал долгий вдох, который, казалось, вытянул воздух через ее рот прямо из ее души, и поднял голову как раз настолько, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. Большой палец его руки занял место его губ, поглаживая их поперек без конца, иногда едва задевая, иногда увлекая за собой, будто Люк никак не мог насладиться текстурой. Потом он увлек Саммер глубже в комнату.

Она провела ладонями по его рукам и подтянулась вверх, ближе к нему. У нее уже не было сил, чтобы отстраниться. Точно как в бассейне, только хуже, много хуже.

Он тянул ее в пучину – увлекал ясный свет в завихрение тьмы.

– Soleil, – шептал он. – Mon soleil[116].

Нет, я не принадлежу тебе. Нет. Я не твоя. Но он целовал ее так, будто она уже принадлежит ему. Если бы так и было, то все в ее жизни стало бы хорошо.

Ощутив шелк волос Люка на своих пальцах, Саммер задрожала. А мускулы его плеч заставили ее желать, чтобы он дал ей почувствовать себя еще более защищенной. Пока Люк целовал ее, ведя через комнату, Эйфелева башня снова начала мерцать, и танцующий блеск заполнил затемненную комнату. Нет, уходи, мысленно обратилась Саммер к башне. Не хочу, чтобы ты была здесь. Но какой бы ни была la Dame de Fer[117], она была до отвращения навязчива.

И среди искр начался самый медленный из медленных танцев. Люк внезапно поднял Саммер, поместив ее бедра вокруг своих, и смог провести губами по ее подбородку и горлу. Она покорно откинула голову далеко назад, и поэтому ее тело изогнулось так сильно, что даже стало больно.

Люк сдвинул Саммер вниз по своим бедрам. От этого движения шелк ее платья поднялся по ее телу, и когда Люк расстегнул молнию и отодвинулся назад, платье соскользнуло на пол, а Саммер осталась в лифчике, трусиках и босоножках. Палец ее ноги оказался под грудой синего шелка.