Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд

– О нет, – сказал он тихо и напряженно. – О нет, ей-богу, я не буду.

Как это? Щемящая боль пронзила ее, тревога стала сильнее, приведя ее чувства в беспорядок. Она для него просто вещь, которой он манипулирует? Он не собирается терять контроль над собой, передав его ей?

Саммер внезапно осознала, что сильно сжимает бедра, отчаянно пытаясь закрыть пресловутую дверь сарая после того, как лошадь украли. Четыре раза!

– Чертовски невежливо улыбаться мне так, будто хочешь погладить меня по голове за то, что было.

Саммер мгновенно перестала улыбаться. Что не так с ее улыбкой? Не соответствует его требованиям?

Он неотрывно смотрел на нее, и его мускулы напрягались все сильнее, пока не вытолкнули его из кровати.

– Putain de merde.

Теперь Люк стоял к ней спиной, и гнев был сжат в его теле, в кулаке, упершемся в бок. Но как она-то может быть виновата в этом? Ведь это он все время контролировал ее, не давая ей охватить его, – чего ей очень хотелось, – удерживал ее в подчинении, когда раз за разом заставлял ее разлетаться вдребезги.

– Сам виноват, – резко сказала она.

Никогда не смиряйся с тем, что тебя унижают. Никогда.

Он повернул голову как раз настолько, чтобы она могла увидеть напряженную, совершенную линию его подбородка. Из-за падающего из окна света он казался размытым пятном тени.

– Да, конечно.

Что? Почему-то его слова тоже показались неправильными. Неужели для него она была предметом, с которым можно обращаться как угодно, и даже не заслуживала его обвинений после того, как все завершилось?

– Ясно, что я… все испортил, – сказал он на удивление вовремя. – Я стремился к чему-то другому.

От этих слов боль пронзила ее. Она с удивлением обнаружила, что ее легкие сдавлены и она не может дышать. Все испортил. Стремился к чему-то другому.

– Хорошо. Ты мне дашь знать, какой именно вещью ты хочешь меня видеть, а я посмотрю, смогу ли в следующий раз соответствовать твоим ожиданиям?

Он резко повернулся:

– О чем ты говоришь?

– А о чем ты говоришь? Да и вообще, почему ты все еще говоришь? Разве мы не закончили?

Его ноздри трепетали, кулаки были сжаты. Он стоял к ней лицом, опасный, обнаженный, возбужденный мужчина. Его мышцы напряглись для действия, и первобытная дикость пыталась вырваться на волю.

Она же смотрела на него без страха. Если он, как дикарь, упадет на нее, то, возможно, все станет так, как должно быть. Возможно, у нее осталось больше энергии, чем ей кажется.

Люк тяжело вздохнул и резко натянул брюки на голое тело. Саммер вздрогнула, когда он свирепо дернул молнию. И, разумеется, даже сейчас он сохранял полный самоконтроль и поэтому не причинил себе никакого вреда.

– Ты права. Я не годен для этого.

Она была так поражена, что могла лишь смотреть на него, хотя и не могла понять, почему это так поразило ее. Ведь если подумать – у нее достаточно опыта в отношениях с мужчинами, чтобы предвидеть, что он может разгневаться и уйти из-за того, что его сексуальные фантазии осуществились не точно так, как он планировал. А все из-за того, что она почему-то недостаточно хороша.

Люк резко склонился над Саммер, поймал за подбородок и крепко поцеловал ее приоткрытые губы.

Рубашку он натягивал уже в холле.

Он так и оставил ее тело пустым, да еще в одном известном месте ее кожа начала мерзнуть. Ненависть Саммер росла и превращалась в нечто достаточно мощное, способное спасти даже ее самое.

Вот ведь ублюдок. Обрушил на нее все свое терпение и самоконтроль. Беспредельно разбивал ее, пока последняя капля любви, радости и желания не выскользнула из нее и не приклеилась к его коже, а сам даже ни разу не раскрылся. Не дал ей взамен ни кусочка себя.

А ведь она яснее ясного сказала ему, что хочет от него не так уж много – чтобы он трахнул ее, прижав к стене, и оставил лежать на полу.

Неописуемый ублюдок.

Люку хотелось выть.

Он понимал, что сам все испортил. Струи ледяного душа вколачивали эту мысль в его мозг. Он полностью обладал Саммер, она отдавала ему всю себя, совсем беспомощная, снова и снова – и надо же было закончить все ссорой!

Возбуждение было темным чудовищем, в пять раз больше Люка. Это чудовище было готово вырваться из щегольской кожи Люка, разорвать ее в лохмотья, которые увидит весь мир. Каким-то образом Люку удавалось удерживать чудовище на последнем клочочке контроля, хотя оно было готово сорваться с него. Однако так было до того, как Саммер улыбнулась и ее улыбка подействовала на него как пощечина. Та же чертова улыбка, какую она машинально бросила ему в тот первый вечер, вырвав его сердце и попытавшись оставить пятьдесят евро взамен.

Теплая, сонная улыбка, и ее руки скользят по его спине, как бы говоря: «Иди сюда, пусть я уже без сил, но, пожалуйста, иди ко мне».

– Боже мой, никогда ничего подобного я не видел. – Патрик выхватил у Люка тарелку, с отвращением глядя на поломанные завитушки десерта Victoire[119]. – От твоего взгляда ломаются вещи! Ты, случайно, не пригласил киношников, чтобы они могли увидеть, кто теперь на кухнях настоящая звезда?

Произнеся это, Патрик бросил попытки исправить то, что напортачил Люк, взял другую тарелку и отдал ее официанту.

Люк что-то проворчал.

– Я даже не хочу знать, как ты довел себя до такого состояния, ведь я сам видел, как у вас шли дела вчера вечером. Но что бы между вами ни произошло, я совершенно уверен, что виноват в этом только ты.

Ворчание Люка стало угрожающим.

– Знаешь, отель обзавелся спортзалом, – продолжал Патрик. – Иногда я хожу туда вместо того, чтобы бить тебя по голове.

И Люк отправился в спортзал, намереваясь нанести быстрый, смертоносный удар по боксерской груше или напрячься изо всех сил, чтобы поднять сумасшедший вес, но столкнулся с Саммер.

Она была в пальто с шарфом и выглядела так, будто ночью спала как ангел.

Возможно, так и было. Ангел, который обессилел от наслаждения, свернулся калачиком среди подушек и не мог держать глаза открытыми.

– Саммер, – сказал Люк с огромным облегчением.

Возможно, лучше бы он столкнулся с нею после спортзала, но так уж получилось.