Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд

В плечо и спину уперлась резная оконная рама, а другим плечом Саммер почувствовала холод стекла. Она открыла глаза. Его лицо было испещрено танцующими бликами, будто он превратился в какое-то существо из потустороннего мира.

Башня же, должно быть, служит фоном для ее тела.

– О нет, – сказала она. – Нет, не здесь.

– Ты так красива, – прошептал он, передвигая руки с ее обнаженных плеч на груди, скрытые кружевами, будто был слепым и изучал ее тело ощупью. Но он видел, как ее дыхание замирает, а бедра непроизвольно скользят по окну. – Ты совершенна. Просто совершенна.

– Но…

Ощущать за своей обнаженной спиной этот столь ненавистный ей символ было ужасно.

– Мне нравится, как ты выглядишь в этом сиянии, – прошептал он. – Все искрится вокруг тебя. Боже, Саммер. – Он совсем охватил ладонями ее груди. – Ты так прекрасна.

– Я знаю, – сказала она неловко. – Но…

– Нет, – перебил он. – Ты и понятия не имеешь, о чем я говорю. Тебе всегда кажется, что понимаешь, а на самом деле это не так. Belle comme le jour[118].

– Послушай, я далеко не впервые слышу от мужчины, что я красива.

Она нетерпеливо пыталась найти опору в сладостном завихрении тьмы. Почему ей хочется погрузиться в нее? Почему она уверена, что выйдет из нее еще более сияющей, более настоящей, более цельной?

– О, Саммер. – Она перестала двигаться, когда он сдвинул руку с ее груди и уверенно провел ею прямо вниз по ее телу, охватив ладонью низ ее живота, будто точно знал, чего она хочет. У нее перехватило дыхание, и она выгнулась навстречу Люку. О да, он точно знает… Все мысли исчезли. Что мне с тобой делать?

Он переместил свой большой палец так, будто точно знал, что делать. У нее снова перехватило дыхание, и она, соскользнув с оконной рамы, прижалась спиной к стеклу.

Его холод пронзил Саммер, но она быстро забыла об этом, поглощенная эмоциями, которые испытывала от близости с Люком.

– Боже, ты нужна мне. – Его рука снова изменила положение, и Саммер отчаянно выгнулась между стеклом с проклятым железным истуканом, который свысока смотрел на нее. – Ты даже представить себе не можешь, как сильно. Я могу дать тебе почувствовать, что и ты столь же сильно нуждаешься во мне.

Она нужна ему?

– Я могу дать тебе почувствовать, что ты и есть само совершенство. Soleil, разве сейчас ты этого не чувствуешь? – Его глаза, блестевшие отраженным золотистым светом башни, скользнули по ее телу, и она ощутила их жаркое прикосновение. В темно-синем, как полночь, кружевном лифчике и крошечных стрингах того же цвета, под которые так легко скользнула его рука, она чувствовала себя совсем обнаженной. – Разве нет? – Его руки были настойчивы, и ее тело подчинялось, хотя разум еще сопротивлялся. Не здесь, не так сильно, не так слабо, не…

Когда она достигла оргазма, черные глаза Люка пылали раскаленной медью. Он удерживал Саммер только одной рукой, лежащей между ее ног, а она чувствовала, что разбивается вдребезги. Ее руки были прижаты к стеклу, в котором она нашла себе последнюю опору.

– Боже, как прекрасно, – прошептал он хрипло.

Сотрясавшие ее конвульсии достигли пика, медленно отпустили ее, и она безвольно повисла на Люке.

– Я не… Я не… о боже. – Она дрожала, прижимаясь к его груди, пока он заставлял наслаждение возвращаться снова и снова, вынуждал ее речь прерываться, а тело дрожать.

Он притянул ее к себе, и ей стало так уютно, будто он успокаивал ее после кошмара. Но она пережила не кошмар, а что-то более опасное – вихрь хаоса, который мог бы преобразовать ее.

Его мышцы вздрогнули от напряжения, волной пошедшего по ним.

– Да, да, ты… – Он повернул ее, не отпуская от своего тела, и притянул ее спиной к своей груди. Его руки дрожали от укрощенной силы. – Посмотри. Саммер, посмотри на себя.

Не отпуская ее, он отошел назад как раз настолько, чтобы она смогла увидеть в стекле свое отражение, слабое на фоне Эйфелевой башни. За ее спиной вырисовывалось его тяжелое, крупное тело, которое было труднее рассмотреть, поскольку темнота его волос сливалась с чернотой стекла. Из тьмы выступал лишь силуэт Люка. Он был полностью одет.

– Смотри, – выдохнул он. – Смотри, и увидишь то, что вижу я.

Его взгляд встретился с ее. Казалось, он умолял ее не терять себя – тонкую, хрупкую, обнаженную. Два его пальца скользнули глубоко в нее, овладевая ею, а большой палец снова начал двигаться по ее клитору, ставшему таким чувствительным, что от невыносимого наслаждения Саммер вцепилась в Люка ногтями. Ее глаза были полузакрыты. Свет от Эйфелевой башни падал на нее, и очень скоро она перестала различать, где кончаются ее лихорадочные мысли и начинается мерцание башни.

Наконец Саммер пришла с себя, всем своим весом опираясь на его тело, прижавшись грудью к его руке, почти рыдая от удовольствия и отчаяния, и увидела, что Эйфелева башня перестала искриться.

О боже. Мерцание длилось всего десять минут. Значит, меньше чем за десять минут он заставил ее дважды испытать оргазм.

– Ты уже чувствуешь, что совершенна? – спросил он ей в затылок, и она перегнулась через его руку.

Силы покидали ее, как море уходит от берега во время отлива, когда волны слабеют и отступают. Ее силы перетекали в него, Люка. А она становилась спокойной, слабой и странно умиротворенной.

– Нет еще, soleil?

Люк подхватил Саммер на руки, как спасенную принцессу. А ведь это было совершенно не так. Она сама спасла себя много лет тому назад. Он же уносил ее от себя самой.

Без мерцания башни комната показалась ей более нежной. Будто Саммер только что была принесена в жертву башне, там, у окна, и теперь Железная Дама была задобрена.

Люк положил Саммер на шикарную кровать, устроив ее среди подушек.

– Я представлял, как ты спишь в гамаке из простыни, натянутой между двух стульев.

– Правда, что ли? – спросила она, потому что не могла избавиться от страстного желания узнать, была ли она у него в мыслях, каким бы безразличным он ни казался. Он отвел назад волосы, упавшие ей на лицо, и это движение перешло в нежную, долгую ласку. Наслаждаясь, Саммер зарылась глубже в мягкие шелковые подушки. Было бы ложью утверждать, что она никогда не чувствовала, когда в теле мужчины возникает страстное желание. Но страстное желание в сочетании с нежностью и самоконтролем – такого ей никогда не встречалось. И ни разу не было так, что мужчина свою страсть сдерживает, а ей снова и снова устраивает разрядку ее напряжения.

– Представлял меня?

– Обычно не здесь. – Какая-то мрачность вторглась в его голос. – А на песке, под солнцем у моря, очень-очень далеко отсюда. – Он нагнул голову и снова поцеловал Саммер. Его губы были осторожными, просящими, нежными. Могло показаться, что это первый поцелуй, будто Люк только-только начал соблазнять Саммер.