Слабая женщина, склонная к меланхолии - Ирина Волчок

Кажется, он пытается отвлечь ее от тревожных мыслей. И привлечь к мыслям… ну в общем, тоже тревожным. «Смотри сон про меня!» Про него сон она уже смотрела. Даже два сна. И ничего успокаивающего в этих снах не было. В первом сне в него стреляли. Этот сон она видела давно, еще после дежурства в понедельник. А второй сон – вчера ночью. В этом сне никто не стрелял, но тоже ничего хорошего. Хотя в общем-то и ничего особо плохого. Просто в этом сне Тугарин уезжал домой. Закончил работу – вот и уезжал. Все правильно. Только Соня почему-то плакала. Ася выключила настольную лампу, улеглась и стала привычно думать о Соне. Надо что-то делать. А что тут можно сделать? Родителей Сони найти не удается. Никому они даром не нужны, но заочно их даже нельзя лишить родительских прав. А девочка так и будет все время бояться, что они когда-нибудь, вдруг заявятся и заберут ее… Так и будет плакать от страха… Вот странно: почему она плакала в Асином сне, когда Тугарин уезжал домой, а они все – и тетя Фаина, и Ася, и дети – стояли на перроне и махали ему руками. Весело махали руками. И хором кричали: «Сделал дело – гуляй смело!» А Соня цеплялась за Асю и потихоньку плакала.

Уже совсем засыпая, Ася вдруг поняла, почему Соня плакала. Потому что боялась, что Ася уедет вместе с Тугариным. Надо еще раз увидеть тот же сон и в нем объяснить Соне, что никто никуда с Тугариным не уедет. С какой стати? Вот еще… Тем более что Тугарин никого и не звал никуда с собой ехать…

Она проснулась почти в семь, пару минут повалялась, как всегда по утрам, вспоминая, что хорошее было вчера, и придумывая, что хорошее будет сегодня. Вспомнила: вчера – все живы. Во всяком случае, все свои живы… Очень хорошо. Будем надеяться, что и сегодня не хуже будет. А остальное придумаем по ходу дела.

В комнату осторожно заглянула тетя Фаина, увидела, что Ася не спит, озабоченно спросила:

– Аська, этому идиоту под душ можно уже? А то рвется, прям как вшивый в баню.

– Сейчас, – сонно бормотнула Ася и стала медленно вставать. – Сейчас, сейчас… Я сейчас глаз его посмотрю, а потом уже ясно будет. Тетя Фаина, придержите его пока. В любом случае в душ я первая. Мне скоро уходить…

– А! – Тетя Фаина сделала выражение лица типа «а я что говорила». – Стало быть, Тугарин звонил. Ну, вставай потихоньку, смотри этому идиоту глаз, лезь в душ, а потом, за столом, все и расскажешь.

Но потом все рассказать за столом у Аси не получилось. Еще когда она смотрела Гонсалесу глаз, мыла, меняла повязку, а попутно вслух подозревала больного в бессоннице и других злостных нарушениях режима, – на домашний телефон позвонил Плотников. Сказал, что прямо сейчас приедет.

– Никакой необходимости, Игорь Николаевич, – бодро заверила Ася. – Ничего там… э-э… интересного. Обошлось.

– Так вот мне как раз интересно, почему это обошлось, – сварливо сказал Плотников. – Ты же его не на руках несла, ты же на этой своей шайтан-машине? И все равно – обошлось! С точки зрения современной науки этот факт объяснить невозможно. Придется искать другие точки зрения. Приеду с микроскопом – найду.

И ведь наверняка с микроскопом приедет. И наверняка уж чего-нибудь да найдет. С микроскопом-то… Ася опять начала было нервничать, но вовремя вспомнила то, чему сам же Плотников ее и учил, – микроскопы для офтальмологии выдумали исключительно для того, чтобы подтвердить общеизвестную истину: абсолютно здоровых глаз не бывает. При желании хоть к чему-нибудь придраться можно всегда.

Плотников приехал и вправду быстро. Его Светкин муж привез. И Светку тоже привез. И микроскоп из отделения. Когда они его упаковать успели? Коробка была большая, несли ее Плотников и Светкин муж, Светка руководила. На веранде разулась сама и приказала разуться остальным. Вытряхнула из пакета бахилы. Мама дорогая, как говорит Тугарин.

– Тугарин, – сказала тетя Фаина неодобрительно, выглядывая на веранду и протягивая Асе мобильник. – Половина восьмого! Утро! Так-то эти хирурги у себя за режимом следят!

– Мама дорогая! – Тугарин убедительно изобразил испуг. – Асенька, а тетя Фаина не придет в больницу разбираться с врачами? Не надо! А то у меня телефон отберут… Да, я чего спросить-то хотел… У вас там оживление какое-то с утра пораньше… Машина какая-то… Ящики какие-то таскают… Что-нибудь случилось?

– Господин майор, а вы-то откуда все знаете? – подозрительно спросила Ася. – Признавайтесь сейчас же: вы что, сбежали из больницы? Вы что, где-нибудь рядом?… Вы что, сидите в засаде и наблюдаете в бинокль?…

– Не, это не я наблюдаю, – с сожалением сказал Тугарин. – Я в больнице, где ж мне еще быть. Еще долго не сбегу… А ты скоро ко мне придешь? Асенька хорошая…

– Скоро, – пообещала она. – Как только глаз посмотрим – так и… Но только сначала придется микроскоп распаковать, установить, подключить… В общем, это на час работы. Минимум… А эти, которые наблюдают, могли бы и проявиться. Тетя Фаина их покормила бы. А потом заставила бы огород копать. А то что им без дела в засаде сидеть? Или дело для них все-таки… э-э… ожидается?

– Так это и есть их дело… – начал было Тугарин, но тут же догадался: – А! Ты боишься, да? То есть чего это я… Ты не боишься, ты беспокоишься. Нет, ничего уже не ожидается. Это мы так, на всякий случай. То есть… Это я для собственного спокойствия. Просто попросил ребят присмотреть за тобой. Неофициально. Потому что все время думаю. Понимаешь?

– Превышение власти, что ж тут непонятного, – строго сказала Ася. – Использование служебного положения в личных целях. Я вас по дружбе предупреждаю, господин майор: я на вас анонимку напишу. Чтобы впредь неповадно…

– Ладно, убедила… – Тугарин тяжело вздохнул. – Сейчас землекопы подойдут. Двое. Пароль: «Здесь продается славянский шкаф?» Отзыв: «Немедленно наденьте бахилы». Ничего, да? Или лучше вот такой: «Оружие мойте с хлоркой». А потом Светлана Алексеевна прокипятит их в автоклаве, протрет спиртом, намажет зеленкой – и тогда уж допустит до земляных работ. Асенька хорошая… Знаешь, как это называется? Это называется использованием моего служебного положения в твоих личных целях. Меня уволят по статье «За несоответствие формы и содержания». Вот ответь честно: ты этого добиваешься, да?

– Да, – честно ответила Ася. – Хотя вообще-то еще не добивалась… Господин майор, а чего это вы такой веселый? Или наркоз еще действует?

– Какой еще наркоз? – удивился Тугарин. – Никакого наркоза… Наркоз пять лет жизни отбирает, ты же должна знать, ты медицину проходила! Если бы каждый раз наркоз делали, так у меня бы уже никакой жизни в запасе не осталось… Это я радуюсь, что ты придешь. Ты ведь придешь? Проведать героя, раненного шальной бандитской пулей… Моральный дух поддержать… Асенька хорошая…

– Минуточку, минуточку! – Ася даже растерялась. – Вы хотите сказать, что операцию вам делали без общего наркоза?

– Подумаешь, операция, – легкомысленно сказал Тугарин. – Сон в летнюю ночь… Ой, мои говорят, что сюда доктор идет… Потом позвоню… А землекопы через пять минут… Асенька хорошая…

Отбой.

Ася помогала Плотникову возиться с микроскопом, вполуха слушала, как Светка опять за что-то ругает Гонсалеса и ни за что – своего Володьку, даже вспомнила, что сейчас, наверное, появятся потенциальные землекопы из команды Тугарина, и предупредила тетю Фаину, даже вполне членораздельно ответила на какой-то вопрос Плотникова, даже успела перехватить на подходе к Гонсалесу вставшего раньше остальных детей Митьку и убедительно объяснила ему, что сейчас и самому туда лезть не надо, и мелких следует придержать… В общем, вела себя, наверное, нормально. Во всяком случае, никто не смотрел на нее с подозрением. Что было странно и даже противоестественно. Потому что она была совершенно уверена: абсолютно каждый, включая и мелких, должен сейчас видеть, что с ней происходит…