Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - Николас Шэксон

По рейтингам Transparency International Великобритания и Швейцария, не говоря уже о США, – одни из самых «чистых» юрисдикций мира. Около половины первой двадцатки стран, занимающих в «Индексе восприятия коррупции» самые высокие места, фактически являются важными секретными юрисдикциями, тогда как африканские страны, жертвы гигантских незаконных оттоков средств, числятся в «Индексе» самыми «грязными» странами42.

Международное агентство Tax Justice Network в ноябре 2009 года опубликовало свой индекс, основанный на результатах двухлетней работы группы энтузиастов. «Индекс финансовой секретности» – это рейтинг стран, построенный на основании степени финансовой скрытности, предоставляемой этими странами. Рейтинг строится на основании ряда главных показателей, позволяющих понять, насколько велика скрытность той или иной юрисдикции. Затем эти показатели взвешивают по отношению к масштабам трансграничных финансовых услуг, предоставляемых конкретными юрисдикциями. Ничего подобного никогда прежде не делалось. Результаты этой работы опубликовали газеты и телевизионные станции всего мира. В итоге обнаружилось, что некоторые страны, традиционно считавшиеся самыми свободными от коррупции, имеют самый высокий уровень закрытости.

На пятом месте в «Индексе финансовой секретности» располагалась Великобритания. Хотя эта страна сыграла самую важную историческую роль в становлении офшоров и остается центром британской офшорной паутины, действующий в ней режим секретности сравнительно прозрачен. Третье и четвертое места наиболее засекреченных стран и территорий занимают соответственно Швейцария и Каймановы острова. На втором месте – Люксембург, огромная, но остающаяся практически незамеченной гавань финансовой секретности. А какая страна с огромным отрывом опережает все прочие секретные юрисдикции мира?

Разумеется, Соединенные Штаты Америки

Почему система офшоров вредит развивающимся странам

Основные механизмы современной офшорной системы к началу 1980-х годов были запущены и стремительно набирали обороты. Правда, начинали сдавать позиции старейшие налоговые гавани Европы, выпестованные ее высшими кругами и ведомые Швейцарией. Они теперь уступали дорогу новым, крайне напористым налоговым гаваням, разместившимся в бывших колониях Британской империи и образовавшим более гибкую сеть, тесно связанную с лондонским Сити. Последний как «финансовый анклав» на территории Англии тоже претерпел ряд существенных изменений. Некогда лондонский Сити, откуда банкиры управляли всей финансовой машиной империи, представлял собой почти закрытый «клуб для почтенных господ», чья деятельность всегда подчинялась сложнейшим ритуалам и негласным правилам, четко определявшим границы того, что «следует или не следует делать». К описываемому времени лондонские банкиры успели не только взять в свои руки контроль над британской паутиной офшоров, но и превратить Сити в общемировой финансовый центр, отличающийся бесцеремонной и свободной от всяких ограничений политикой, в которой доминировали интересы американских банков. Кроме того, благодаря усилиям американских банкиров на территории США возникла – пусть не столь многосложная и хитроумная, но не менее влиятельная – офшорная зона. И наконец, свою лепту в развитие современной офшорной системы внесли еврорынки, не имеющие государственной принадлежности. Они сумели стать связующим звеном, с одной стороны, между всеми перечисленными выше офшорными зонами, с другой – между офшорными зонами и национальными экономиками; а главное, еврорынки помогли банкам освободиться от норм обязательного резервирования и других ограничений, налагаемых на банковскую деятельность.

Если в старых европейских налоговых гаванях главным образом занимались управлением спрятанным имуществом и активами, и сокрытием их от налогообложения, то в новых британских и американских зонах все больше специализировались на ограничении норм финансового регулирования, хотя не брезговали и практикой уклонения от налогов, и криминальной деятельностью. Исповедуя принцип неограниченной свободы предпринимательства, каждая офшорная зона была гостеприимно распахнута для любых игроков, даже действующих в других зонах. Усиление взаимосвязей между зонами происходило в духе истинной политики свободной конкуренции: государства соревновались, кто быстрее смягчит правила финансового регламента и нормы налогообложения и, напротив, укрепит секретность финансовой информации, – все это только способствовало динамике и укреплению офшорной системы.

Бреттон-Вудская система с ее принципами международного сотрудничества и строгого контроля над финансовыми потоками рухнула в 1970-е годы, а вместе с нею закончился золотой век капитализма, пришедший после Второй мировой войны. Мир вступил в фазу более медленного темпа роста – эта стадия до сегодняшнего дня осложняется регулярными финансово-экономическими кризисами, особенно ставшими характерными для развивающихся стран.

На фоне этих общемировых процессов, а также пока росла и распространяла метастазы по всему свету офшорная опухоль, возникла новая очень влиятельная сила, собственно и позволявшая функционировать всей системе офшоров, – огромная армия юристов, бухгалтеров и банкиров. В союзе с изменившимися экономическими принципами идеология офшоров приводила в действие процессы сокращения государственного регулирования экономики и механизмы финансовой глобализации. В частности, еврорынок – в те времена самая обширная в мире офшорная зона, уходящая корнями в Лондон, – предоставил банкам США, чей бизнес страдал от жестких ограничений, действовавших тогда в их стране, – удобный трамплин для дальнейшего мощного роста. Другими словами, именно еврорынок создал для финансовых институтов и банков Уоллстрит те условия, благодаря которым они стали «слишком великими, чтобы рухнуть» и начали диктовать свою политическую волю Вашингтону. Эти мировые гиганты подкармливались и за счет косвенных субсидий, гарантированных им как важным налогоплательщикам, и за счет прямых доходов от получаемых ими в результате офшорного ухода от налогов. Еще больше усилило мощь американских банкиров становление США в качестве самостоятельной офшорной юрисдикции, привлекшей в страну огромные финансовые потоки. Рухнувший после Великой депрессии и Второй мировой войны финансовый альянс – союз Уолл-стрит и лондонского Сити – возродился вновь.

В те годы многие допускали, будто офшорная система обеспечивает эффективность глобальной экономики, помогая бизнесу избавиться от двойного налогообложения и создавая каналы для почти свободного перемещения капиталов. В действительности, эта система исключительно редко приводила к созданию добавочной стоимости; напротив, она перераспределяла богатство в пользу верхов, а риски оставляла тем, кто внизу, таким образом помогая выращивать новые очаги преступности уже в мировом масштабе. Джон Москоу, американский юрист, расследовавший многие банковские преступления, видел данную проблему следующим образом: «Деньги дают власть. Мы переводим эту власть на корпоративные банковские счета, управляемые людьми безответственными в самом прямом смысле этого слова, поэтому их и невозможно привлечь к ответу»1.