Дело о немом партнере - Эрл Стенли Гарднер

— Мистер Колл?

— Нет. — В ее голосе прозвучал вызов.

— Может быть, мистер Мейгард?

— Мистер Мейгард скорее наниматель, чем друг.

— Но он знает, как вы едите конфеты?

На ее лице опять отразилась нерешительность. Она явно нехотела давать утвердительный ответ, который содержал бы в себе прямой намек.Судья Гросбек теперь сидел, облокотившись на свой большой стол из красногодерева, и внимательно изучал ее лицо. Фрэнк Лейбли с озадаченным видом,болезненно осознавая, в каком опасном направлении развивается слушание дела, иявно опасаясь прерывать процедуру дальнейшими возражениями, сидел, сдвинувшисьна кончик стула, и провожал вопросы и ответы поворотом головы от Мейсона ксвидетельнице и обратно.

— Отвечайте на вопрос, — настаивал Мейсон.

— Мистер Мейгард знал, что я работала на кондитерскойфабрике.

— Откуда ему это было известно?

— Он же нанимал меня.

— То есть вы работали на кондитерской фабрике, когда мистерМейгард пригласил вас к себе в «Золотой рог»?

— Нет. Он просмотрел мои бумаги.

— И вы не считаете мистера Колла близким другом?

— Нет.

— Он ведь, кажется, был им одно время?

— Ну… ну, это зависит от того, что вы называете дружбой.

— А как насчет мистера Лоули? Он когда-нибудь являлсятаковым?

— М-м, нет… Впрочем, может быть, и да.

— Мистер Пивис угощал вас конфетами?

— Да. Несколько, раз. Он очень славный.

— Он видел, как вы их ели?

— Да.

— Ваша честь, — обратился Мейсон к судье Гросбеку, — я хотелбы попросить суд перенести заседание на завтрашнее утро. Я, разумеется,понимаю, что суд будет решать этот вопрос на собственное усмотрение, и…

— С нашей стороны возражений нет, — торопливо заявил Лейбли…

— Очень хорошо, — объявил судья Гросбек. — В соответствии сдоговоренностью сторон дело откладывается слушанием до десяти часов утразавтрашнего дня.

Какой-то момент казалось, что судья Гросбек хочет задатьвопрос Эстер Дилмейер, потом он, очевидно, передумал и решил остаться вернымпринятой им на себя роли беспристрастного распорядителя. Он поднялся из-застола и вышел в отведенную для судьи комнату.

Мейгард решительно зашагал вперед по проходу со своегоместа, откуда с интересом наблюдал за развитием событий. Он направился прямо кМейсону. Вид у него был свирепый.

— С какой стати, — загрохотал он, — вы пытаетесь впутатьменя в эту историю с конфетами?

— Я не пытаюсь, — ответил Мейсон, стоя за своим столом исобирая бумаги в «дипломат». — Я просто задавал вопросы свидетельнице. Онаотвечала ни них.

— Что ж, вы задавали их очень своеобразно.

— Такая уж у меня привычка, — улыбнулся Мейсон. — Особеннокогда я имею дело с людьми, пытающимися диктовать мне условия.

Мейгард приблизился еще на шаг. Взгляд его глаз,устремленных на адвоката, был холодным и злым. С таким видом опытный палачобычно рассматривает приговоренного к казни, оценивая его сложение, вес, мышцышеи.

— Итак? — спросил Мейсон.

— Мне это не нравится, — коротко сказал Мейгард, крутоповернулся на каблуках и пошел к выходу.

К Мейсону подошла Милдред Фолкнер и взяла его за руку:

— Наверное, я не смогу оценить всех юридических тонкостей,но, кажется, вы здорово их озадачили.

— Похоже, я нащупал что-то интересное. Вы виделись сКарлоттой?

Оживление исчезло с ее лица. Она кивнула, в уголках глаззаблестели слезы.

— Как она?

— Очень неважно. После того как ее доставили в приемныйпокой, ее осмотрел врач. Он сказал, что ей нельзя никого видеть по крайней мерев течение двух суток. Он сделал исключение в моем случае потому, что она всевремя спрашивала обо мне, и врач полагал, что беседа со мной пойдет ей напользу. Он только предупредил, чтобы я ни слова не говорила о деле.

— Ну и как, вы молчали?

— До конца не получилось. Она очень хотела мне кое-чторассказать. Поначалу я старалась отвлечь ее, но потом решила: пусть говорит,может быть, ей станет легче, если она выговорится. Она казалась такойвзволнованной.

— Чем именно?

— Они заставили ее признаться, что она отдала вамсертификат. Они сказали ей, что вы умыли руки, передав его полиции. МистерМейсон, как полицейские могут быть настолько жестоки, настолько беспринципны?

— Они считают, что имеют дело с преступниками и цельоправдывает средства.

— Знаете, это не способ бороться с преступностью. Они лгут иприбегают к жестокости, даже зверству. Так они никогда не добьются уважениялюдей. Они являют собой почти такое же зло, как сами преступники.

— Вы так настроены, потому что дело касается близкого вамчеловека. Ведь, в конце концов, случай действительно неординарный.

— Карла теперь оказалась на краю пропасти. Даже не знаю,сможет ли она пережить все это. Она выглядит несравнимо хуже, чем когда-либовообще. А ведь она уже почти выздоравливала.

— Знаю, — сочувственно произнес Мейсон. — Это как раз тасамая ситуация, которой я всеми силами пытался избежать.

— Ну, вашей вины здесь нет. Если бы она следовала вашимуказаниям, с ней было бы все в порядке. Теперь она это понимает.

— А больше она ничего не говорила в полиции? Только осертификате?

— Нет, больше ничего. Но с теми уликами, которые они ужесобрали против нее, и этого достаточно. Мистер Мейсон, она просто не вынесет,если это будет продолжаться… А если ее признают виновной… Может быть, будетдаже лучше, если… лучше, если…

— Она не поправится? — продолжил за нее Мейсон. Милдредзаморгала, безуспешно пытаясь прогнать слезы, и кивнула.

— Кое-что из того, что мы услышали сегодня в суде, придаломоим мыслям совершенно иное направление.

— Вы хотите сказать, что есть надежда?

— Надежда всегда была. И не малая.

— Если бы только Боб вел себя как мужчина, — покачала онаголовой, — и рассказал всю правду, он мог бы спасти ее. Если бы он признался,что был там и убил Линка, а она просто следила за ним, но он, естественно,ничего не скажет, не станет подставлять под удар свою драгоценную шею.