Джон Картер – марсианин - Эдгар Райс Берроуз

и раньше, когда мне приходилось сталкиваться на этой планете с воинами и зверями, оказалось, что моя земная сила настолько превосходила силу марсиан, что численное неравенство значило немного.

Мой острый меч сеял смерть. На лицах противников ясно сквозило уважение, которым они прониклись к моему искусству.

Но я знал, что все же эта борьба – вопрос нескольких минут: подойдут свежие силы и сломят мое сопротивление. Смерть ожидала меня. Я содрогнулся при мысли, что придется умереть в этом страшном месте, а весть о моей кончине никогда не достигнет моей любимой Деи Торис. Умереть от рук безвестных чернокожих в саду жестоких жрецов!

Но затем обычная бодрость духа вернулась ко мне. Воинственная кровь моих предков закипела в жилах. Мною овладела жестокая кровожадность и радость борьбы. На губах появилась воинственная улыбка, которая всегда приводила в ужас моих врагов. Я отбросил всякую мысль о смерти и бросился на своих противников с такой яростью, о которой до конца жизни будут вспоминать те, кому удалось спастись. Я знал, что на помощь этим врагам придут другие, а потому, сражаясь, не переставал думать о способе спасения.

Это спасение пришло неожиданно из темноты ночи. Я только что обезоружил огромного парня, который отчаянно бился со мной, и чернокожие на минуту отступили, чтобы прийти в себя. Они смотрели на меня со злобной яростью, но, несмотря ни на что, на их лицах было написано почтение.

– Жрец, – сказал один из них, – ты сражаешься, как Датор. Если бы не твои отвратительные желтые волосы и белая кожа, ты сделал бы честь перворожденным Барсума.

– Я не жрец, – объявил я и уже собрался признаться, что я обитатель другого мира. Мне пришло в голову, что я могу заключить перемирие с чернокожими и сражаться с ними против жрецов, чтобы завоевать свободу. Но как раз в эту минуту какой-то тяжелый предмет ударил меня по плечу с такой силой, что чуть не сшиб с ног.

Я повернулся, чтобы взглянуть на нового врага, но таинственный предмет перелетел через мое плечо и ударил одного из чернокожих в лицо, и тот без чувств упал в траву. В ту же минуту я увидел, что предмет, ударивший нас, был свисающим якорем воздушного корабля.

Судно, которое казалось небольшим крейсером человек на десять, медленно плыло над нами. Открылась возможность для побега! Корабль медленно поднимался. Якорь висел за спинами чернокожих, стоящих ко мне лицом, всего в нескольких футах над их головами.

Одним прыжком, заставившим их застыть от удивления, я перелетел через пиратов. Другим прыжком я оторвался от Марса и ухватился за быстро поднимающийся якорь.

Я повис на нем, держась одной рукой, и меня тащило вверх через ветви садовых деревьев, а подо мной выли и кричали недавние враги.

Корабль повернул к западу, а затем плавно понесся к югу. Через минуту я уже проносился над гребнем Золотых Скал, оставляя позади себя долину Дор, где на страшной глубине блестело при лунном свете мертвое озеро Корус.

Я, как сумел, примостился на якоре. Почему-то во мне крепла надежда, что корабль покинут экипажем. Может быть, он принадлежит дружественному народу и лишь случайно залетел так далеко, что едва не угодил в руки жрецов и пиратов?

Надо было удостовериться, что корабль пуст. С величайшим трудом я начал медленно карабкаться по якорной цепи. Я уже ухватился одной рукой за борт, когда свирепое черное лицо устремило на меня глаза, полные торжествующей ненависти.

7. Древо жизни

Минуту черный пират и я молчали. Мы не двигаясь глядели друг на друга. Затем жестокая усмешка искривила его красивые губы, черная рука показалась из-за края палубы и холодное дуло револьвера коснулось моего лба. Я схватил свободной рукой чернокожего за горло и судорожно сдавил его. Пират прохрипел чуть слышно:

– Умри, проклятый жрец! – и нажал курок.

Револьвер дал осечку.

Я так стремительно толкнул его за борт, что он выронил револьвер и ухватился обеими руками за перила. Я продолжал сжимать ему горло. Наша борьба была жестока и молчалива. Он пытался вырваться из моей хватки, а я старался столкнуть его за борт.

Его губы приняли мертвенный оттенок, глаза выскакивали из орбит. Он понимал, что умрет, если не вырвется из стальных пальцев, которые душили его. Сделав последнее усилие, он откинулся назад на палубу и, не держась за перила, принялся бешено отрывать мои пальцы от своей шеи. Я воспользовался этим и сильным движением перетянул врага через перила. Своей тяжестью он чуть не оторвал меня от якорной цепи, за которую я цеплялся одной рукой.

Однако я не выпускал его горла; я знал, что крик привлечет ко мне всех его товарищей. Я крепко сжимал пальцы и душил его все сильнее, в то время как он тянул меня все ниже и ниже к краю якорной цепи.

Но постепенно судорожные движения замедлялись и наконец прекратились. Тогда я отпустил его, и через мгновение чернокожий полетел во мрак.

Я снова вскарабкался. На этот раз я взобрался выше и заглянул через борт. Ближний месяц скрылся за горизонтом, но при блестящем свете дальнего увидел на палубе резкие силуэты шести или восьми спящих чернокожих. Около пушки сжалась молодая белая девушка, крепко связанная. Ее глаза устремились на меня с выражением страха и изумления, когда я показался из-за борта.

Но когда ее взгляд упал на священный камень, сверкавший в завоеванной мною диадеме, выражение ужаса сменилось несказанным облегчением. Она молча, глазами, указала мне на спящие фигуры.

Я бесшумно перебрался на палубу. Девушка подозвала меня кивком головы. Я низко склонился над ней, и она шепотом попросила освободить ее.

– Я смогу помочь тебе, – сказала она. – Тебе пригодится всякая помощь, если они проснутся!

– Некоторые из них проснутся в Корусе, – ответил я улыбаясь.

Она поняла мои слова и ответила такой злобной улыбкой, которая привела меня в ужас. Жестокость не поражает на безобразном лице, но когда появляется на лице богини, чьи черты кажутся воплощением любви и добра, то контраст получается потрясающим.

Я быстро освободил ее.

– Дай мне револьвер, – шепнула она торопливо. – Я пущу его в ход против тех, кого твой меч вовремя не успокоит.

Я исполнил ее просьбу. Теперь мне предстояла неприятная задача напасть на спящих. Но рыцарские чувства были здесь неуместны, да эти свирепые демоны их бы и не оценили.

Крадучись, подошел я к ближайшему незнакомцу. Когда он проснулся, то был уже на пути к озеру Корус. Его пронзительный крик слабо долетел до нас