Карта неба - Феликс Х. Пальма

Не стоит превращать в невозможное что бы то ни было, лишая меня шанса сделать его возможным, мисс Харлоу. Уверяю Вас, что могу исполнить любое Ваше желание, за исключением одного: сделать Вас прекраснее, чем Вы есть.

Довольный, он передал записку Элмеру, молодому дворецкому, а тот вручил ее маявшейся возле дверей Дейзи. Спустя четверть часа служанка доставила ответ своей госпоже. Эмма вскрыла конверт в полной уверенности, что наконец-то прочтет о вежливой капитуляции Гилмора. И презрительно фыркнула, убедившись, что это не так. Что же нужно сделать, чтобы он перестал надеяться, задумалась она. Любой другой кавалер давно бы сложил оружие, поняв, что он ей неинтересен и, более того, ее начинают раздражать его ухаживания, как она продемонстрировала это в своем последнем письме. Но только не Гилмор. Гилмор бросил ей вызов. Это было уже не ухаживание, а борьба двух сил. Не удовлетворившись этим, он сопроводил свой вызов комплиментом, столь же неуместным, сколь нелепым. Эмма взяла листок и, кусая губы, чтобы не смутить служанку вертевшимися на языке бранными выражениями, написала:

К сожалению, должна Вас разочаровать, но вовсе не этого я желаю, мистер Гилмор. Моя красота сделала бы счастливее Вас, а не меня, поскольку красота вообще всегда делает счастливым не того, кто ею обладает, а того, кто способен любить ее и почитать. Желаю Вам большей меткости в том, что касается Ваших комплиментов, когда вы вознамеритесь покорить кого-нибудь еще, поскольку совершенно ясно, что я оказалась для вас неприступной крепостью.

Она объявляла о конце их отношений. Вначале Эмма хотела действовать как воспитанная барышня, но Гилмор оказался невосприимчив к тонкостям, и потому не оставалось ничего другого, как прибегнуть к резкому тону. Довольная своим посланием, она отдала конверт Дейзи, и спустя двадцать минут та уже положила его на знакомый серебряный поднос Элмера. Взглянув на ее раскрасневшиеся щеки, дворецкий голосом справедливого, но непреклонного генерала приказал, чтобы девушке принесли с кухни стакан воды. Затем, бросив на нее пристальный взгляд, показавшийся Дейзи немного нескромным, он отправился наверх и вручил конверт своему господину, который с небывалой прытью схватил его с подноса.

Новое послание порадовало Гилмора, ведь Эмма продолжала с ним кокетничать. Теперь она называла себя неприступной крепостью, что в переводе на странный язык, которым пользуются женщины, должно означать что-то вроде… доступного цветника? Или источника, в котором он мог бы освежиться после долгого пути? Хорошо, теперь снова была его очередь. Он взял новую карточку и несколько минут сидел с отсутствующим взглядом, обдумывая ответ. Должен ли он тоже прятаться за завесой двойного смысла? Нет, как настоящий мужчина он должен предстать таким, каков он есть, мужественно выставить себя напоказ, сразу взять быка за рога. Чего он хочет добиться, обмениваясь этими записками? — подумал Гилмор. Вновь увидеть ее, чтобы попытаться выразить свои чувства, не прибегая к высокопарным фразам или косноязычным оборотам. Да, именно к этому он стремился. Но нужно было, чтобы свидание проходило в самых благоприятных, насколько возможно, условиях. Существовало одно-единственное место, где, по крайней мере, был шанс сохранить хотя бы внешне спокойствие. Он взял ручку и написал, сделав вид, будто поверил, что ее недовольство искреннее:

Сожалею, что обидел Вас, Эмма. Позвольте попросить у Вас прощения и пригласить на чай ко мне домой завтра, в любое подходящее для Вас время. Так я смогу посмотреть Вам в глаза и увидеть, насколько сильно Вы желаете того, что никто не может Вам предоставить. Убежден, что Ваше желание придаст мне сил и я смогу положить желаемое к Вашим ногам, пусть даже для этого мне придется спуститься в глубины ада.

Он подул на чернила и, прежде чем положить записку в конверт, перечитал ее. Предложение показалось ему рискованным. А если Эмма откажется? Если она отвергнет приглашение, то в дальнейших ухаживаниях не будет никакого смысла. Хотя в глубине души это его мало волновало, поскольку он твердо знал, что в любом случае продолжит добиваться своей цели до тех пор, пока смерть одного из них не положит этому конец.

Элмер передал письмо служанке, и ровно через двадцать восемь минут, когда Эмма уже полагала, что ей наконец удалось окончательно избавиться от Гилмора, ей принесли конверт, украшенный причудливой монограммой «Г». Она вскрыла его и с негодованием прочла записку. Что за назойливый самовлюбленный тип! — воскликнула она. Ее возмущению не было предела: Гилмор не только позволил себе оставить без внимания ее слова, но осмелился зайти еще дальше, назвав ее по имени и пригласив к себе домой. Неужели никто не обучал его правилам хорошего тона? Партия уже завершена, его король на доске повержен, так почему же он не признает своего поражения? Любые отношения, даже не связанные с чувствами, требуют определенного ритма, выверенного темпа, своей литургии, но прежде всего — соблюдения установленных правил. А Гилмор, похоже, обо всем этом даже не подозревает. Она взяла новую карточку и долго вертела в руках ручку, обдумывая ответ. Было очевидно, что Гилмор и не думает снимать осаду. Он привык всегда добиваться своего, как сам ей об этом сказал, и подобная самоуверенность заслуживала хорошего урока, какого никто не смог преподать ему в мире бизнеса. Но сейчас они находятся совершенно в другом мире, на ее территории, в мире, который ему чужд, и потому у нее есть прекрасная возможность продемонстрировать, что он не может все время выигрывать, сбить с него спесь. Эмма в задумчивости покусывала костяшки пальцев на левой руке и постукивала по полу своей маленькой ножкой. Значит, Гилмор полагает, что может добиться всего, чего ни пожелает… Ладно, это мы еще посмотрим, подумала она, начиная приближаться к решению задачи. Что, если она попросит у него чего-то абсолютно невозможного? Да, именно так она и поступит, ведь он оставил ей только два варианта: со смущенным взором сдаться на милость победителя или выставить его на посмешище, заставив выполнять ее желание. Потому что то, что она ему предложит, будет таить в себе некоторую надежду на достижение цели, чтобы его поражение оказалось еще более унизительным. Да, это единственное, что она может сделать: поддержать его игру, принять вызов. Она отправится к нему домой и попросит у него что-нибудь такое, чего никто не в состоянии достать! Она сжала в пальцах ручку и написала:

Я согласна, мистер Гилмор. Как по-Вашему, пять часов вечера подходящее время для того, чтобы обнаружить Вашу неспособность исполнить любое желание?

С этим вопросом Дейзи отправилась в особняк Гилмора. Подойдя к входной двери, она поправила на голове шляпку и позвонила в колокольчик, призвавший дворецкого соловьиной трелью. Элмер встретил ее заговорщической улыбкой, что порадовало девушку, которой становилось не по себе от его мрачной серьезности. После привычной церемонии размещения письма на подносе, сопровождавшейся театральными жестами обоих, Элмер понес его наверх и исчез, не забыв перед этим угостить девушку бисквитами, которые распорядился разложить на маленьком столике.

Взяв конверт в руки, Гилмор не сразу его вскрыл. Как знать, может, в письме и не содержится отказа, подбадривал он себя. Потом глубоко вздохнул и извлек записку. Ему пришлось несколько раз прочесть ее, чтобы убедиться, что он не ошибся: Эмма приняла приглашение! Радостная улыбка заиграла на его губах. Догадки оказались верными, он правильно истолковал ее поведение: Эмма хотела вновь с ним увидеться. Он был уверен, что ей понравилось его обращение к ней по имени. Мнимый поединок оказался на самом деле всего лишь предлогом, забавной и удобной игрой, позволяющей скрыть свои истинные желания. Опытная в искусстве обольщения, Эмма притворилась, будто охвачена духом соперничества, обязывающим ее поднять перчатку. Она поистине восхитительна, признал бесконечно влюбленный Гилмор. Он с мечтательным вздохом взял новую карточку. Снова наступила его очередь, но теперь ему нужно было всего лишь продолжать начатую Эммой игру, а для этого даже не требовалось притворяться. Разве есть в мире что-то, чего он не может достичь? Наверное, нет. Он наклонился над карточкой и написал, стараясь выглядеть самонадеянным, как того требовала ситуация: