Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

Хворост потом видели на рынке по новой, тройной, цене. Народ злословил, что складскому распорядителю хватит теперь на седьмую любовницу – чиновник слыл большим охотником до плотских забав. Наговаривали, конечно. Кто знает, может, люди сами надумали распродать дармовое добро, решив, что звонкая медь все же лучше, чем дерево, которое сегодня есть, а завтра – сгорит в очаге.

Но, так или иначе, бедняки в Глиняном квартале все равно замерзали. Чтобы хоть как-то обогреться люди выбрали с берега все выброшенные морем обломки дерева. Заросли тростника в плавнях незамерзающей Арчинзеи – и те давно уже потрескивали в очагах. В огонь полетели даже зловонные кипы водорослей. Горели они плохо, все больше чадили, да и запах от них такой, что хоть на улицу нос высовывай, зато не стоили ни одного мелкого грошика.

А потом пошел снег. Морские шквалы снова принесли непогоду, окутав все побережье белым пуховым покрывалом. Порт, корабельную стоянку, дома, улицы и площади – все, даже ослепительные громады Мраморного города, завалило непроходимыми сугробами. Целая армия уборщиков с лопатами и скребками по утрам выходила расчищать улицы. К вечеру им обычно удавалось освободить от снежного плена несколько основных проездов. Утром все приходилось начинать с начала.

Но ни осенняя распутица, ни морозы, ни снегопад не могли остановить работы в литейной мастерской. Лихорадочная суета теперь не прекращалась даже ночью. Над главной площадкой установили навес, а чтобы он не рухнул под тяжестью выпавшего снега, подмастерья каждое утро лазили наверх очищать его. Они же скалывали лед с дорожек – мера вынужденная, введенная после того, как один из работников поскользнулся и рассыпал по всему двору корзину с крицами. Металл подготовили для варки «супового» железа, несколькими плавками подряд очищая его от шлаков и лишних примесей. Но чушки вывалились в грязь, и осторожный мастер Енгарно приказал все переделать, несмотря на горячие протесты Косталана:

– Енгарно-ансей! Это же целый день лишней работы! Зачем? Вымоем в жгучем настое, да оботрем – и можно пускать крицы в дело!

Теперь он торопился как мог, надеясь побыстрее завершить проект. Молодой мастер все реже вспоминал о первоначальной идее – гигантского водяного колеса, движимого силой пара. Потом… Сейчас главное построить им всем этот движитель. Что стоили повышения в чинах против возможности наконец-то увидеться с Юнари, побыть с ней! Ради нее он сделает что угодно, а уже потом, когда на его стороне будут сила и власть, можно разобраться с Креганоном.

– Нет, Косталан-са, – голос литейщика отвлек его от посторонних мыслей. – Не стоит торопиться. Вы знаете, как четко отмерял старый Саригано все ингредиенты для «супового» железа. А если мы что-то упустим? Если грязь попадет в плавку?

Скрепя сердце, молодой мастер вынужден был согласиться, обозвав про себя Енгарно перестраховщиком. С того дня у них начались разногласия: опытный литейщик делал все по правилам, заставляя иногда переделывать работу нескольких дней, если находил какой-либо изъян. А Косталан гнал и гнал вперед, часто закрывая глаза на мелкие недоделки. Как и раньше, он сам проверял итоговые результаты, но критический взгляд все чаще изменял ему.

Енгарно поправлял снова и снова:

– Косталан-са, так нельзя. Вы вчера одобрили все три изготовленные полосы, но вот здесь, смотрите, явный изъян в металле. Я приказал переделать.

– Зачем? В новом варианте мы решили сделать не пять полос, а целых двенадцать! Крепость одной ничего не решает!

– Зато слабость одной решает все. Вы не хуже меня знаете старую пословицу, что циновка рвется там, где самая ненадежная соломинка. А что если котел разойдется по шву, который скрепляет именно эта ненадежная полоса? Вы молоды, Косталан-са, а юности свойственно увлекаться. Но не торопите результат. Все должно быть четко выверено, иначе мы снова окажемся у груды железных обломков.

Каждая новая задержка злила молодого мастера, выбивала его из колеи. Ведь они все дальше и дальше отодвигали срок окончания работ. А неумолимому времени не прикажешь остановиться. Три оборота на исходе – скоро с него спросят результат. И даже не хочется думать, что может случиться, если пародел к тому моменту не будет закончен.

В конце концов, Косталан не выдержал и пожаловался Веку Лебанури. Они немного сблизились за эти дни, вынужденные работать бок о бок. Кузнец еще не избавился от явной неприязни к бывшей и нынешней профессии Скользкого, но постепенно привыкал к нему как к человеку. Они редко разговаривали о чем-либо, что не касалось пародела, но в нечастые минуты откровенности Косталан узнавал историю Лебанури, аристократа по рождению, завсегдатая припортовых трущоб в бесшабашной и распутной юности.

В ответ молодой мастер рассказал о разногласиях с Енгарно:

– Он слишком придирчив ко всему, слишком. Это переходит всякие границы. Я даже не могу объяснить, чем он руководствовался, когда приказал переделать вчерашнюю плавку или забраковал одну из скрепляющих полос. Он словно завидует нашему успеху, намеренно сбивая подковы моим скакунам.

Красивый речевой оборот – из книг – должен был подчеркнуть степень возмущения, отпрыск аристократского рода, пусть и разорившегося, оценит красоту слога.

Но Веко уделил больше внимания самой жалобе, воспринял ее всерьез, засобирался и к вечерней заре уехал с докладом к Зрачку Креганону.

А утром, как только мастер Енгарно явился в кузни, его окружили легионеры:

– По велению Всевидящего Ока вы арестованы!

Литейщик удивленно проговорил:

– Небесный Диск! За что?!

– Вам объяснят. Стойте смирно!

Ресницы обыскали мастера, вывернули руки. Он попытался освободиться, но слуги Ока держали крепко:

– Не сопротивляйтесь! Этим вы только усиливаете свою вину!

Когда Енгарно выводили со двора униженно согбенного, со связанными локтями и колодкой на шее, Косталан предпочел отвернуться. Литейщик крикнул:

– Косталан-са!!! Я ни в чем не виноват! Скажите им!!!

Молодой мастер опустил голову – чего кривить душой и говорить, что не ожидал такого поворота. Нет, когда он сетовал на Енгарно Веку Лебанури, то предполагал, конечно, что офицер даст жалобе ход наверх, и литейщика, скорее всего, арестуют. Но не так же! Не на глазах у всех! Косталан думал, что мастера возьмут дома, как его самого когда-то, промурыжат несколько дней в канцелярии Ока, да и выпустят. А у него пока появится возможность спокойно закончить отливку без постоянных придирок Енгарно.

Вышло не так. Через день в кузнях появился Зрачок Креганон, сияющий, как умытый дождем Небесный Диск:

– Я знал, что мы сработаемся, Косталан-са!

– Неужели? – удивленно переспросил кузнец, который был уверен в противоположном.

– Именно! Вы не только ведете работы к победному, я надеюсь, концу, но и сами занялись отловом солмаонских шпионов!

Мастер похолодел: