Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки - Джим Холт

равно придется взломать, и Алан Тьюринг, поскольку это была интересная задача.

Тьюринг взялся за изучение военно-морской «Энигмы» и вскоре выявил слабое место. Зашифрованные военно-морские сообщения часто содержали стандартные фрагменты-формулы вроде WETTER FUER DIE NACHT («погода на ночь»), которые можно было обнаружить простой догадкой. Тьюринг понял, что такие «несущие конструкции» можно задействовать, чтобы выявить логические цепочки, каждая из которых соответствовала миллиардам возможных настроек «Энигмы». Если одна такая цепочка приводила к противоречию – внутренней несогласованности гипотезы шифра – миллиарды настроек, которым она соответствовала, можно было сразу вычеркнуть. Так что задача свелась к проверке миллионов логических цепочек – что, конечно, чудовищно трудоемко, но не невозможно. Тьюринг решил разработать машину, которая автоматизировала бы поиски логической непротиворечивости, а противоречивые цепочки исключала бы достаточно быстро, чтобы дешифровщики выявляли сегодняшние настройки «Энигмы» раньше, чем устаревали бы разведданные. Результат получился размером с несколько холодильников с десятками вращающихся барабанов (повторявших роторы «Энигмы») и огромными катушками с цветными проводами, напоминавшими узор на пестром свитере. Когда машина работала, ее шум напоминал звон тысяч вязальных спиц – так щелкали реле, проверяя цепочки одну за другой. Сотрудники Блетчли назвали эту машину «Бомбой» в память о первой дешифровальной машине, созданной в Польше: та издавала зловещее тиканье.

В удачные дни «Бомба» получала ключ к сегодняшнему шифру «Энигмы» меньше чем за час, и к 1941 году заработали уже восемнадцать «Бомб». Когда переговоры военно-морского флота фашистской Германии перестали быть тайной, британцы получили возможность точно выявлять местоположение подводных лодок, уводить от них караваны судов, а затем переходить в наступление и отправлять эсминцы, чтобы топить вражеские субмарины. Но даже когда расстановка сил в Битве за Атлантику изменилась, верховное командование войск Германии отказывалось верить, что «Энигму» удалось взломать, и подозревало шпионаж и измену.

По мере развития «Энигмы» Тьюринг изобретал новые методы борьбы с ней. В Блетчли его прозвали Профом, и он славился безобидными чудачествами – например, пристегивал свою кружку цепочкой к батарее отопления и надевал противогаз, когда ездил на работу на велосипеде (так он боролся с сенной лихорадкой). Коллеги знали его как приветливого, общительного гения, который всегда был готов объяснить свои соображения, и он особенно подружился с одной своей сотрудницей, с которой они играли, по его словам, в «сонные шахматы» после того, как вместе работали над дешифровкой кодов в ночную смену. Тьюринг убедил себя, что влюблен, сделал предложение, которое было с радостью принято, несмотря на то, что он признался невесте в «гомосексуальных склонностях». Но затем Тьюринг решил, что из этого ничего не выйдет, и разорвал помолвку. По всей видимости, это был единственный раз за всю жизнь, когда он задумался о гетеросексуальных отношениях.

К 1942 году Тьюринг решил большинство теоретических задач, которые ставила «Энигма». Поскольку теперь и США были готовы бросить на дешифровку кодов огромные ресурсы, Тьюринга командировали в Вашингтон, где он помог американцам создать собственную «Бомбу» и начать отслеживать сообщения «Энигмы». Затем Тьюринг отправился в Нью-Йорк, где его привлекли к работе над другим сверхсекретным проектом по дешифровке речи в Лабораториях Белла, которые тогда располагались в Гринвич-Виллидж, неподалеку от пирсов на реке Гудзон. Во время работы в Лабораториях Тьюринга начал занимать вопрос, которому была посвящена вся его послевоенная деятельность: можно ли создать искусственный мозг? Как-то раз Тьюринг поверг в ступор всю администрацию Лабораторий, заявив своим громким, пронзительным голосом: «Создание мощного мозга меня не интересует. Мне достаточно создать всего лишь посредственный мозг, примерно как у президента Американской телефонно-телеграфной компании».

Ранние работы Тьюринга открывали манящие перспективы: не исключено, что мозг похож на универсальную машину Тьюринга. Разумеется, на вид мозг больше напоминает холодную овсянку, а не машину. Но Тьюринг предполагал, что способность мыслить мозгу придает его логическая структура, а не физическое воплощение. А тогда создание универсальной машины Тьюринга позволило бы стереть грань между механическим и разумным.

В 1945 году Тьюринг составил план создания компьютера, где было предусмотрено все – от абстрактной структуры до принципиальных схем и сметы примерно в 11 200 фунтов стерлингов. После войны Тьюринг работал в Британской национальной физической лаборатории, где нечего было и мечтать о таких деньгах, как у американцев, однако он был готов действовать даже в таких стесненных обстоятельствах. Например, когда Тьюринг обдумывал устройство компьютерной памяти, то самым очевидным вариантом накопителя для хранения данных было устройство, где данные принимали форму колебаний в жидкой ртути. Однако Тьюринг рассудил, что джин в этой роли ничем не хуже и гораздо дешевле. Однажды он увидел в поле брошенную водопроводную трубу и попросил коллегу помочь притащить ее к себе в лабораторию: в «железе» компьютера нашлось место и для нее. Руководство Национальной физической лаборатории относилось к его занятиям без энтузиазма, так что в конце концов Тьюринг принял предложение перенести строительство компьютерного прототипа в Манчестерский университет. Тьюринг приехал в этот мрачный северный промышленный город в возрасте 36 лет, нашел его «грязным» и отметил, что мужчины в Манчестере в основном невзрачны.

Несмотря на увлечение инженерными подробностями, в компьютере Тьюринга интересовали в первую очередь философские вопросы. «Меня больше занимает не практическое применение вычислительных машин, а возможность создания моделей мозговой деятельности», – писал он другу. Тьюринг выдвинул гипотезу, что компьютеры, по крайней мере, поначалу, смогут решать лишь чисто символические задачи, не предполагающие никакого «контакта с внешним миром»: математические, крипто-аналитические и шахматные – Тьюринг сам написал (на бумаге) первые программы для игры в шахматы. Однако он мечтал о том дне, когда машина сможет симулировать ментальные способности человека настолько хорошо, чтобы возник вопрос, способна ли она мыслить. В статье, опубликованной в философском журнале Mind, он описал ставший сегодня классическим «Тест Тьюринга»: компьютер можно будет назвать разумным, если он сможет обмануть собеседника и тот примет его за человека, скажем, во время диалога по телетайпу. Тьюринг утверждал, что единственный способ узнать, что другие люди разумны, – это сравнить их поведение со своим, поэтому нет никаких резонов относиться к машинам как-то иначе.

По мнению Дэвида Ливитта, сама мысль, что компьютер притворится человеком, аналогична мысли, что гомосексуал «сойдет за» гетеросексуала. Пожалуй, способность искать во всем психологически-сексуальный подтекст у Ливитта все же гипертрофирована. (Когда в статье в журнале Mind Тьюринг пишет об определенных человеческих способностях, что трудно представить себе, чтобы они развились у машины – например, способность «любить клубнику со сливками» – Ливитт видит здесь «зашифрованное сообщение о вкусах, которые Тьюринг предпочитает не называть».) Однако Ливитту в целом удалось дать живой и образный портрет Тьюринга как человека. Не далась ему