Его птичка - Любовь Попова

И я черт возьми наслаждался тем, как блестят бриллианты в ее ушах, и тем как блестят бисеринки пота на ее теле. На ней больше ничего не было, кроме драгоценного украшения, мелькавшего из-за завесы темных волос.

Но самое главное глаза. Она смотрели на меня и в них ярче любых камушков горела любовь. Аня дарила ее мне, возбуждая и без того стоящий колом член своей ладошкой. Водила ею то вверх, то вниз.

Она мне не ответила. Не сказала будет ли она со мной жить, а я хотел, чтобы она была уверена на все сто. Поэтому, сдерживая порыв просто нагнуть ее и трахнуть, уложил на край кровати, а сам сел перед ней на колени, опаляя своим дыханием ее нежную киску. Она вздрогнула от прикосновения моих пальцев.

— Рома, я так стесняюсь, когда ты так садишься. Сразу вспоминается, что ты врач.

— Хорошо, что не гинеколог хочешь сказать?

Она звонко рассмеялась.

— Я бы не стала спать с гинекологом. Как подумаю, что он постоянно лазит туда, ко всем. Бр, — повела она хрупкими плечами.

— Стала бы, будь это я. Но ты права, в этом есть своя неприятная сторона. В твоей же сладкой писечке, нет ничего постыдного, потому что она прекрасна, и только моя. Верно? — прорычал я, резко вставляя палец внутрь, чувствуя, как его обволокли стенки влагалища.

— О, да, — пискнула она и выгнулась. — Только твоя.

К моему пальцу присоединился язык и вскоре мне пришлось крепко держать ее ноги, чтобы от напряжение которое гуляло в ее теле она не раздавила мне голову.

Я резко хлестал языком клитор, пальцами, уже на полную трахая тесное пространство, от чего Аня билась в судорогах приближающегося оргазма. В следующий миг я усилил с давление языка, а пальцами второй руки сильнее сжал бедро. Птичка натянулась, как струна и протяжно, томно закричала:

— О, Рома!

— Да...сладкая,  Кончай. Кончай для меня.

Сладко пахнущая смазка потекла по моим пальцам, и я быстро засунул ей их в рот, а член вставил в еще подрагивающее влагалище. Я тут же задохнулся от жара, исходившего от нее и влаги меня обнявшей.

— Ты переедешь ко мне? — сдавленно простонал я ей в губы и проведя по ним пальцами обхватил грудь, катая сосочки.

— О господи, Да, Рома. Конечно да. — с придыханием ответила, а я наконец задвигался. Резко. Размашисто. От чего наши тела соединялись в едином порыве создавая смачные, пошлые, хлюпающие звуки. И несмотря на всю порочность происходящего, на похоть буквально витающую в воздухе, я знал что ничего лучше не испытывал.

Третий оргазм за вечер настиг меня быстро, стремительно. Я даже не понял, как меня прибило удовольствие сосредоточившееся в изливающемся члене. Про таблетки в этот раз я не сказал, но вспомнил. Надо выписывать. И чем быстрее, тем лучше.

И я конечно выписал таблетки и перевёз пухлую сумку Ани к себе в однокомнатную студию в центре Москвы и купил птичку на брелок для еще одних ключей.

Я правда очень бы хотел познать с Аней быт и хотел бы увидеть ее в худшем свете, разочароваться, но выходило ровно наоборот.

Она не мешала, если я приходил уставший. И не говорила, если я просил помолчать. Но рассказывала все как под рентгеном, если я требовал отчета о проведенном дне: чаще всего конечно о приходе Афанасьева или отношениях с Веселовым.

Она не была супер хозяйкой, но на этот счет приходила три раза в неделю женщина. Они даже сдружились. Обсуждали последние музыкальные новинки и спектакли, на которые Аня с группой ходила каждые выходные.

Она все время просила пойти с ней, но я отказывался. Не хотел смотреть на этих мужиков в трико с выставленным на обозрение кармашком для яиц.

И тем более не хотел думать, представлять как это может в будущем тереться об Аню. Мне проще было сводить её в ресторан или на концерт симфонического оркестра, где мы посмеивались над вечно спящим Лехой и его очередной, недовольной парным свиданием, пассией.

Все было хорошо, даже слишком, особенно вставшая мне в копеечку поездка в Париж на новогодние праздники. Особенно новый пуховик, — хотя я и хотел купить шубу, — особенно секс, который ни на грамм не потерял своей остроты.

 Все было хорошо, ровно до того момента, как Аня убедила меня прийти на её репетицию в Академию и собственноручно убедится, как она умеет танцевать. Словно я не знал, словно не я танцую ее в кровати почти каждую ночь.

Он должен был это увидеть. Спектакль уже скоро, и репетиции стали настолько ожесточенными, что отнимали все силы. Но результат того стоил. Все знали, когда выйти на сцену, в какой музыкальный момент поднять руку или повернуться. Рома должен был это увидеть, не на фотографии, ни на видео, а в живую.

Потому что, как раз во время премьеры спектакля у него испытания новой лаборатории, первый запуск, так сказать. Сама я в этом ничего не понимала, но слушала всегда внимательно. Правда последнее время стала все-таки наседать и просить прийти хотя бы на репетицию. Когда аргументы кончились, я решила воспользоваться тем женским оружием, против которого не выстоит даже такой хладнокровный хирург, как Рома.

Вся его холодность испарялась, как только мое тело оказывалось на расстоянии вытянутой руки.

Подговорить молоденькую медсестру было не трудно, поэтому во время очередного ночного дежурства Ромы, я появилась в ординаторской, где он заполнял документы. Прошла тихо, закрыв за собой двери. И медленно расстегнула белый халатик, под которым было только белье, купленное мне любимым в Париже.

Скрип двери привлек внимание Ромы и он произнес, так и не оторвавшись от заполнения медицинских карт:

— Я еще не закончил Света, иди отдохни, потом заберешь папки.

— Но я совершенно не устала, — тихо, чтобы не испугать, сказала я, но он все равно вздрогнул и резко крутанулся на стуле.

Широко открытыми глазами он впитывал каждую частичку моего обнаженного тела. Смотрел так жадно, как будто на мне не было ни халата, ни белья.

— Не устала говоришь, — наверно о том, что я побеспокоила его в рабочее время, он скажет мне потом. Сейчас же Рома откинулся на стул, перед этим отложив все документы на дальний конец стола, и поманил меня пальцем.

— Не устала, но мне кажется, я заболеваю. Доктор, вы не могли бы осмотреть меня? — наигранно печально вздохнула я, и похлопала ресницами. При это тело изогнула так, как мне казалось нравится ему больше всего.

В просторном кабинете было слишком ярко и, я наглея выключила половину ламп, отчего на лицо Ромы легла соблазнительная тень, а глаза тут же сощурились. Дверь я тоже закрыла.

— Кажется, вы настроены на долгий осмотр, — спрятал Рома улыбку за ладонью и постарался придать своему голосу серьезности. — Подойдите, я постараюсь решить вашу проблему, но вам придется во всем меня слушаться.

— О, я готова слушаться, — сделала я к нему шаг, потом еще один, практически танцуя. Его глаза стали еще темнее, когда я скинула халатик. — Я вообще очень послушная, но мой мужчина.