Конец игры. Биография Роберта Фишера - Фрэнк Брейди

Одно препятствие оставалось, и это был Советский Союз. Русский министр Сергей Павлов, возглавлявший Госкомспорт, отправил Спасскому телеграмму, в которой бешено настаивал на его возвращении в Москву. Павлов писал, что фишеровские «выходки» оскорбляют чемпиона мира, имеющего все законные и моральные основания отказаться от матча. Обычно такие «рекомендации» имели силу приказа, но Спасский отказался — вежливо и дипломатично. Он ответил Павлову, что не может нарушить собственные стандарты спортивного поведения и будет играть, несмотря на некрасивое поведение Фишера. Смелый поступок, потребовавший от Спасского силы воли и тонкого поведения.

Фишер опоздал на 20 минут на жеребьевку, и они со Спасским встретились за кулисами. После обмена рукопожатиями Спасский шутливо проверил бицепсы Фишера, словно они были боксерами «на взвешивании». Затем они отделились ото всех на несколько минут, чтобы обсудить детали. Спасский хотел некоторую отсрочку, прежде чем начнется матч. Фишер согласился, но при условии, что Спасский откажется от требования засчитать ему, Фишеру, поражение ввиду неявки. Они пришли к соглашению и через несколько мгновений взошли на сцену под аплодисменты журналистов и благожелательно настроенной публики, терпеливо их дожидавшихся. Фишер высмотрел в середине сцены шахматный столик и тотчас раскачивающейся походкой направился к нему. Он взял белого ферзя, оценив его тяжесть, затем, не вынимая одну руку из кармана, проверил остальные белые фигуры, после чего сел на стул, протянув ноги под стол красного дерева в скандинавском стиле. Затем за столик сел и Спасский.

После представления чемпиона и претендента, их секундантов и помощников, представитель ФИДЕ Гарри Голомбек — международный мастер из Великобритании — объявил, что Геллер хочет сделать заявление до начала жеребьевки. Говоря по-русски, Геллер сообщил следующее:

Хотя заявление звучало мягко, на лице Фишера стало заметно раздражение по мере того, как ему переводили речь Геллера, и на последних словах — «чемпион мира решил играть с Робертом Фишером», означавших, что Спасский делал ему одолжение, — он побледнел от негодования. Бобби был оскорблен. На один короткий момент у него возникла мысль покинуть сцену и матч. Он полагал, что достаточно пошел навстречу советским, письменно извинившись перед Спасским и самолично отнеся письмо, и он только что согласился на просьбу Спасского отсрочить начало матча. По мнению Бобби заявление Геллера замарало первую официальную церемонию матча. Русские осудили его поведение перед лицом друзей и мировой прессы. Но всё же Бобби справился с эмоциями. К счастью быстро последовала жеребьевка цвета, и инцидент «заиграли».

Лотар Шмид, элегантный немецкий судья, передал каждому игроку по чистому конверту, и Спасский избрал тот, где было указано, что он держит фигуры. Спасский по освященной временем традиции спрятал за спиной черную и белую пешки и затем протянул сжатые в кулаки руки над доской. Фишер без колебаний хлопнул по его правой руке — и тот открыл ладонь с черной пешкой. Лицо Фишера не выразило никаких эмоций.

Несколько часов спустя на обратном пути в отель после боулинга Бобби завернул в игровой зал, чтобы проверить условия для игры. Результатом 80-минутной инспекции стали многочисленные жалобы: он надеялся на более яркое освещение; фигуры слишком маленькие для этой доски, изготовленной по специальному заказу; сама доска не совсем то, что нужно — она сделана из камня, а ему больше нравится дерево. И наконец, он полагал, что две камеры, спрятанные на мачтах, накрытых грубой материей, будут отвлекать от игры, да и сами мачты, нависающие над сценой, словно средневековые тараны, удручали.

Организаторы немедленно приступили к решению проблем. Они хотели, чтобы всё было в абсолютной готовности к тому моменту, как в день открытия первая пешка сделает ход.

Когда Фишер проснулся днем 11 июля 1972 года, и в его сознание постепенно начала проникать мысль, что он находится в Исландии, чтобы сыграть первую партию в матче за звание чемпиона мира, то ощутил нервозность. После стольких лет трудов и печалей, всей этой суматохи вокруг матча Фишер находился на пороге достижения мечты своей жизни. «Лаугардалшол» должен стать его вселенной на ближайшие два месяца.

Все детали в игровом зале были проверены и перепроверены, чтобы обеспечить противникам максимальный комфорт. «Лаугардалшол» представлял собой стадион с куполообразной крышей (кто-то назвал его большим исландским грибом), с акустическими экранами белого цвета на потолке, которые напоминали огромных летучих мышей-альбиносов. Весь этаж был застлан коврами, чтобы заглушить шум шагов зрителей, а складные места были заменены на покрытые тканью «беззвучные» стулья. Две операторские мачты по требованию Фишера отодвинули вглубь сцены, а интенсивность освещения сцены увеличили. Изящное вращающееся кресло Имса, точная копия одного из кресел, на котором сидел Фишер в Буэнос-Айресе в матче против Петросяна, доставили на самолете из Соединенных Штатов.

Фишер стремительно прошел по закулисному коридору на сцену, слегка украшенную цветами, где его встретили вежливыми аплодисментами зрители, коих собралось примерно 2.300. Спасский сделал свой первый ход ровно в пять, и Шмид переключил часы. Фишер, одетый в белую рубашку и синий деловой костюм, направился к столику. Противники пожали друг другу руки, Фишер при этом не отрывал взгляд от доски. Затем он сел в черное кожаное кресло, поразмышлял над своим ходом 95 секунд и сыграл конем на f6.

В 1972 году Фишер достиг шахматной вершины, играя в Исландии матч за звание чемпиона мира против Бориса Спасского из Советского Союза.

Уникальный момент в жизни харизматичного вундеркинда — чтобы оказаться на занятом им сейчас по праву месте, ему пришлось побороть накопившееся недовольство тем, как с ним обходились советские долгие годы. Все об этом знали, — не только собравшиеся в «Лаугардалшол», но и весь мир. Как сказал гроссмейстер Исаак Кэжден: «Это было самое важное “в одиночном разряде” событие в шахматах [из всех, когда-либо случавшихся)». Одиночка-американец из Бруклина, вооруженный всего лишь одним «камнем» — своим гением — готов был ударить им по гегемонии Советского Союза.

Фишер дважды покидал сцену во время партии (до откладывания), один раз — пожаловаться, что апельсиновый сок, оставленный им в отведенной ему комнате, недостаточно охладился. Тотчас принесли кубики льда. Он также попросил бутылку холодной воды и порцию skyr, исландского десерта, напоминающего йогурт. Эта просьба смутила сотрудников кафетерия, так как у них skyr отсутствовал. К счастью, он нашелся в ресторане по соседству.