Неравный брак - Анна Берсенева

– Поучу, – сказал Юра, изо всех сил сдерживая странное, большее, чем раздражение, чувство. – Было бы на чем.

Разговор этот произошел в начале декабря, а уже через две недели Женя попросила его съездить с нею в автосалон и посмотреть маленький «Фольксваген». На месте оказалось, что «посмотреть» значит выбрать и тут же оплатить. То есть оплачивала-то Женя, а Гринев вместе с расторопным механиком для приличия проверял уровень масла и заглядывал под капот сверкающего, как елочная игрушка, автомобиля цвета «красный перец».

– Это у нашего президента кредо такое, – словно оправдываясь, сказала Женя, когда механик положил перед нею ключи с кожаным брелочком. – Папа считает, что прожиточный минимум в виде квартиры и машины своим лучшим сотрудникам «ЛОТ» обеспечивать обязан.

– Правильно считает ваш папа, – радостно улыбнулась девушка, оформлявшая бумаги. – Извините, Евгения Витальевна, а можно у вас автограф попросить?

Иногда Гринев не мог понять: чем съедается их жизнь больше – внутренней тревогой или внешним напряжением? Изматывающими поисками общего душевного равновесия, бесплодной борьбой с разительной несхожестью их жизней – или теми житейскими обстоятельствами, которые с каждым днем становятся все очевиднее: деньги, машина, образ жизни, прожиточный минимум?..

Может быть, несмотря ни на что, он все-таки был прав – тогда был прав?..

Эта предательская мысль уже не первый раз приходила Жене на ум, но каждый раз она гнала ее от себя едва ли не с ужасом. Потому что Юра сказал тогда, в избушке: «Я ведь все уже и сейчас понимаю, мне и пробовать не надо. Ты сначала мучиться будешь мною, потом раздражаться, потом тяготиться, а потом… Зачем до этого доводить, Женя?»

Она не тяготилась им, а до раздражения довести ее было почти невозможно, потому что она брала себя в руки прежде, чем начинала раздражаться. Но сейчас Женя отчетливо понимала: дело только в ее выдержке, больше ни в чем. Мучительное, напряженное состояние уже стало для нее привычным за этот нелегкий год.

Мысль о том, что Юры может с нею не быть, заставляла ее холодеть от ужаса. Но что делать для того, чтобы этого не произошло, Женя не знала. И металась, пытаясь это понять. Но только внутренне металась, из последних сил оставаясь внешне спокойной…

Иногда ей казалось, что все как будто налаживается. Женя радовалась каждой примете того, что Юра привыкает к ней, перестает воспринимать ее внешнюю жизнь как нечто себе враждебное. Она больше не казалась ему чужой на экране – во всяком случае, ей он об этом не говорил. Наоборот, даже на работе старался смотреть программы, которые она вела, сразу звонил ей на сотовый и смеялся ее экспромтам, и замечал, когда она слишком актерствовала.

Женя забыть не могла, как он сказал ей однажды, словно извиняясь:

– Ты не думай, не такой уж я дурак…

– Я и не думаю, – улыбнулась она. – А что, Юра?

– Да что… Ляпнул тогда тебе, что улыбка, мол, чужая на экране. Думаешь, я бы очень радовался, если бы ты по телевизору так же улыбалась, как мне улыбаешься? Ты же не маленькая княгиня Болконская.

– Ты зато на князя Андрея о-очень сильно похож! – засмеялась она, чувствуя, как сердце сжимается от невозможного, неназываемого чувства к нему. – Только не на Тихонова из фильма, а на настоящего!

Жене легче становилось в такие, из-за Юриной сдержанности очень редкие, минуты. Она ловила их, как северный житель ловит каждый солнечный луч. И вдруг, нежась в этих лучах, она вспоминала мальтийский отель, коньяк в большом бокале, «кинг сайз»… Эти воспоминания били ее страшным обухом, и никуда от них было не уйти.

Один из таких приводящих в отчаяние ударов пришелся как раз на день ее рождения.

Впервые за долгие годы Женя радовалась этому дню как ребенок и понимала причину своей радости. Да она на лице у Юры была написана, причина! Он хотел, чтобы она радовалась, ему это было важно и дорого, и, значит, это не могло быть иначе.

Женя уже знала, что подарки он любит делать сюрпризом, и заявления вроде: «Вот тебе деньги, купи себе что-нибудь от меня», – для него невозможны. Конечно, это у него с детских лет осталось, он сам рассказывал, что на Новый год подарки всегда неожиданно появлялись под елочкой, даже когда в Деда Мороза десятилетний молодой человек уже не верил. А в день рождения подарки встречали Юрино пробуждение, и он удивлялся: откуда родители узнали, что он хотел именно двуствольное ружье, из которого можно будет пробками стрелять на даче?

Жене смешно и радостно было замечать, как Юра окольными путями выспрашивает, что она хотела бы получить в подарок.

– Красивое колечко, – вдруг говорил он, когда по телевизору в сотый раз крутили рекламу какого-то ювелирного магазина. – Нравится тебе такое?

– Не нравится, – отвечала Женя. – Как оно может нравиться – бриллиант с булыжник!

– Да? – удивлялся он. – Разве для бриллианта это плохо?

– Это для меня плохо, а не для бриллианта, – смеялась Женя. – Я бриллианты вообще терпеть не могу.

День ее рождения выпал на Юрино дежурство. Вернее, на следующий после дежурства день. Но с работы он пришел все-таки позже, чем она проснулась.

– Ну вот! – расстроенно воскликнул он, открыв входную дверь и нос к носу столкнувшись с выходящей из ванной Женей. – То не добудишься тебя, то чуть свет подхватываешься. Тьма еще на дворе, спала бы.

– Я сплю. – Она с готовностью закрыла глаза, остановившись посреди прихожей. – Сплю, Юрочка, последний сон досматриваю.

Женя почувствовала, как он обнимает ее, целует в губы, в закрытые глаза. Потом – как что-то обвивается вокруг ее шеи.

– А это что такое холодное? – Она немедленно открыла глаза и потрогала свою шею.

– А это я тебя поздравляю, – улыбнулся Юра.

На витой серебряной цепочке висел овальный каменный медальон, обрамленный таким же витым, очень тонким серебряным ободком. Женя тут же расстегнула цепочку и положила медальон на ладонь, чтобы разглядеть получше.

Это был светлый, зеленовато-голубой агат – непрозрачный, но со множеством прозрачных прожилок. Прожилки складывались в причудливый, изменчивый узор: дорога вилась меж деревьев, тут же превращалась в реку, в женский профиль, в сплетение древесных веток…

– Спасибо, Юрочка! – радостно произнесла Женя, отрываясь от созерцания камня. – Ой, и серьги такие же!

– Расти большая. – Юра снова поцеловал ее, теперь уже в открытые глаза. – Правда, на глаза твои похоже?

– Да? – удивилась она. – А мне показалось, там пейзаж какой-то.

– А у тебя в глазах что, как ты думаешь? – улыбнулся он. – Такой пейзаж, что… С днем рождения, милая моя, любимая, ненаглядная…

Это он уже прошептал ей на ухо, прижав к себе. Женя зажмурилась, вслушиваясь в его слова, и тихо засмеялась.