Башмаки на флагах - Борис Вячеславович Конофальский

– Они идут сюда, – отвечал капитан-лейтенант, – вы правильно выбрали место.

Волков кивнул и сел на стул.

* * *

Граф вел себя либо совсем уже нагло, либо абсолютно неумело. Брюнхвальд недоумевал, глядя, как лениво продвигаются по дороге солдаты герцога, как лениво они выходят на поле, как медленно строятся. Сержанты их все делали не спеша, а офицеры так и вовсе казались больше заняты совещаниями, чем своими людьми. Собрались в кружок верховые и разговаривают, словно не на войну, а на охоту приехали.

Капитан-лейтенант повернулся к Волкову и спросил:

– Атаковать мы их не будем? Если будем, то самое время. К обеду закончим.

Кавалер был с ним согласен. Лучше нет чем ударить противника, который с марша даже не успел развернуть все свои силы в боевые порядки, а ты уже полностью готов. Быстрым шагом подойти да навалиться в центр, продавить его, смять. И все. В этом как раз и сильны горцы. Но Волков только отрицательно покачал головой:

– Нет, нам нужно, чтобы они отсюда сами убрались. А собирайся мы воевать, так я бы уже приказал Пруффу бить по ним.

Хотя кое о чем он с капитаном артиллерии переговорил.

– Значит, будем ждать, – согласился Карл Брюнхвальд.

Ждать. Да, солдаты уже почти с рассвета ждут. Заняли свои позиции и ждут, строй покидать нельзя, если только с разрешения сержанта по нужде отойти. Так и маются, а день-то идет к полудню уже.

Волков вспоминал, как так же маялся по шесть часов, ожидая начала сражения. И это арбалетчиком, у которых и строя нет, которые и посидеть могут. Арбалетчикам всегда легче, чем пехотинцам. Но само ожидание начала дела выматывает очень сильно. Уже начинаешь ругать офицеров, и своих, и чужих, которые отчего-то все тянут и тянут, не начинают дела, черт бы их подрал. Впрочем, это по молодости, а потом привыкаешь. Солдат всегда чего-то ждет.

Наконец, уже совсем в обед, люди графа фон Малена кое-как выстроились в двухстах пятидесяти шагах от его первых линий. А кавалер все поджидал. Нет, не того, когда враг построится, – ждал парламентера, который огласит требования герцога. Ждал, когда подъедет рыцарь в красивом плюмаже под штандартом герцога и попросит Волкова к графу на переговоры на середину поля или выскажет ультиматум о сдаче, на худой конец. Но ничего из этого не случилось. Граф не собирался ничего требовать. Как и думал Волков, граф пришел сюда воевать, а именно угробить побольше людей герцога, горожан и местных дворян. Ну или победить, если получится. Только вот победить шансов у него было мало.

– Не чета он нам, – сказал капитан-лейтенант. – Их лучшие – так это наша третья рота. Даже не вторая, не говоря про первую. Их арбалетчики – болваны городские, отсюда видно, что людям Джентиле они тоже не чета. Стрелков так и вовсе нет. А кавалеров – так их сколько там, три десятка? Мало, и места тут для них нет, чтобы во фланг нам выйти. Все, что смогут, так разбежаться да кинуться нам на пики.

Он был прав, так все и было: людишек герцог дал не лучших и город выставил не лучших. Брюнхвальд был прав, их лучшие люди оказались ровней лишь роте Бертье.

– Неужто граф решится атаковать? – удивлялся старый офицер.

Солдаты и с той, и с другой стороны замерли, ожидая команды; ни труб, ни барабанов, ни окриков сержантов не было слышно, только лошади потряхивали головами и позвякивали сбруи.

На холмах вокруг собрались людишки, купцы и поденщики, что шли в Эшбахт да остановились посмотреть на бой, что затеяли местные господа. Тоже ожидали начала, радовались: шутка ли, такое увидеть – всю жизнь потом рассказывать будешь, что был при сражении.

Солдаты Волкова глядели на врага и молчали с уверенностью в своих силах, а солдаты графа молчали с унынием: вон как хороши солдаты у Эшбахта, и пушки есть у него, и стрелки, и кавалерия, а дальше по дороге стоит резерв. Да и сам граф Эшбахту не чета, не зря тот горцев который раз бьет. Горцев бьет! А тут граф какой-то! Что ему этот граф?

Волков не ответил Брюнхвальду, а вытащил из-под кирасы большой белый платок, поднял его и помахал им, давая кому-то знак. Тот, кому знак полагался, кажется, его заметил. И тут же в полуденной благостной тишине, что висела над дорогой и окрестными холмами, оглушительно звонко и вместе с тем тяжело бахнула полукартауна.

Мелкая картечь, когда летит, шуршит в воздухе, а еще издает звук, напоминающий звук рвущейся ткани, очень неприятный; у тех, кто его до этого слышал, так мороз по коже.

Картечь ударила в длинную лужу, что тянулась вдоль дороги, вздыбив множество фонтанов и выплеснув на дорогу целый воз грязи. Это для острастки, чтобы у людишек графа не было иллюзий, чтобы понимали, на что идут.

Сразу после выстрела вдоль вражеских рядов поехали офицеры, чтобы успокоить и приободрить своих людей, только вот даже отсюда, с холма, где стоял кавалер, было видно, что городские заволновались, стали выглядывать из рядов – линии искривились. Сержанты попытались выровнять строй, но было ясно, что городским под картечь лезть совсем не хочется. Пусть благородные сами разбираются, кто кому неверный вассал, а им, бюргерам, такие выяснения ни к чему.

Волков смотрел, глаз не отводя от врага. Сейчас, именно сейчас все решится. Отдавая ротмистру городских арбалетчиков Циммерману деньги, кавалер говорил ему в ту ночь:

– Коли сейчас вы деньги эти возьмете, так пути обратного не будет. Выполните все, как договорились, иначе…

Все тогда Циммерман понял и отвечал, пряча золото:

– Не волнуйтесь, господин полковник, раз уж взялся, то сделаю. Уведу своих людей с поля еще до начала дела.

Волков ждал с замиранием сердца, выполнит ли Циммерман обещание.

И… Нет, не справились сержанты: смешался без всякого боя, без всякого усилия врага строй городских солдат. Налетели офицеры, за ними и кавалеры наехали на них. Один кавалер ретивый въехал в строй, вернее, уже в толпу солдат, выхватив железо из ножен, – так солдаты сразу ощетинились алебардами, а кто-то из солдат коня дерзкого кавалера невзначай копьишком-то в круп и кольнул. Конь взбрыкнул, рыцаря-болвана наземь сбросил.

Волков слышал, как засмеялся за его спиной Максимилиан, а за ним и Увалень, и братья Фейлинги стали смеяться. Краем глаза кавалер видел, как ухмыляется Брюнхвальд, но сам все еще не готов был даже улыбнуться, по-прежнему волновался. Видел, как к тому месту со всей своей свитой, под своим штандартом, спешит граф – порядок наводить. Волков волновался: ведь наведет, характера графу