Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов - Светлана Лучицкая

Интеллектуальный портрет сарацин — важная грань конструируемого в хрониках крестовых походов образа иноверцев. Мусульмане рисуются подчас неразумными и беспечными, не умеющими адаптироваться к новой ситуации. Но главная их черта — их причастность к экзотической восточной традиции, занятия магией и способность к прорицаниям и пророчествам. Создание такого образа сарацин опосредовано различными культурными традициями — античной и библейской, а также литературной. Библейские и античные стереотипы, как и сложившиеся в старофранцузском героическом эпосе топосы, являются элементами нарративной стратегии хронистов, цель которой — создать образ сарацин в духе того символического знания, которое объединяло автора и читателя.

Продолжая далее изучать христианские представления о мусульманах, мы рассмотрим, как хронисты Первого крестового похода воспринимали военную тактику мусульман. Как уже отмечалось, для средневековых писателей мусульмане — прежде всего военные враги, и именно в таком качестве их воспринимают крестоносцы. Изучая представления историков, мы будем интересоваться не только тем, что рассказывали хронисты, но и тем, как они рассказывали.

* * *

Не будет преувеличением сказать, что в первых столкновениях крестоносцев с мусульманами именно военная тактика иноверцев поразила их своей экзотикой. Они явно были не подготовлены к необычным военным действиям иноверцев и при встрече с сельджукскими стрелками из лука и арабской пехотой испытали своеобразный культурный шок. Описание непривычных для них военных маневров и вооружения мусульманских воинов занимает немалое место в хрониках Первого крестового похода. В этих рассказах хронистов намечается наиболее резкое расхождение между обычаями христиан и мусульман.

В хрониках, несомненно, есть и реальные детали, но вообще для хронистов описание манеры ведения боя, как и вооружения мусульман, — это также один из способов обозначения их инаковости, и потому черты реальности легко переплетаются в их описаниях с воображаемыми элементами.

Какие нарративные приемы и риторические фигуры они используют для того, чтобы создать образ мусульманского воина? Как рассказывают хронисты о мусульманской манере сражаться? Наиболее общие понятия о ней даны в лапидарной формуле Фульхерия Шартрского, описывающего одну из битв у Никеи в 1097 г.: «Их было триста шестьдесят бойцов, т. е. стрелков из лука. У них в обычае сражаться таким оружием. Все они были всадниками».[754] На самом деле, именно эти черты портрета воина-мусульманина — лук и стрелы как неотъемлемая часть вооружения, искусная езда верхом — чаще всего бросаются в глаза хронистам. Они кажутся им в высшей степени необычными. Это то различие, на котором они сосредоточивают свое внимание. Хронисты часто вторгаются в собственное повествование о сражениях и рассказывают о военном искусстве иноверцев как об «обычае» (mos, consuetudo). О начале одной из битв во время осады Антиохии Фульхерий Шартрский сообщает следующее: «как у них в обычае, они начали… метать стрелы».[755] Таким образом, рассказ хронистов о военном искусстве иноверцев является частью их этнографического описания мусульманского мира. О битве при Антиохии в 1098 г. Тудебод пишет: мусульмане столь часто прибегали к испытанному оружию, что «тучи копий и стрел застилали небо и затмевали свет дня».[756] В сражениях мусульмане издалека выпускают в противника «дождь стрел»[757] и не спешат перейти к открытому поединку, а напротив, стремятся избежать столкновений. Хронисты подчеркивают разительное отличие мусульманской манеры сражаться от христианской. Так, Гвиберт Ножанский говорит: «Нашим же по опыту неизвестна была такая живость в верховой езде и такая поразительная ловкость (mira pernicitas) в умении избегать наших натисков и атак, особенно потому, что наши не имели обыкновение (non soleant) пускать стрелы или же сражаться во время бегства».[758] Изучив военные достижения мусульман, хронист Роберт Монах приходит к выводу: два их основных преимущества — быстрота их лошадей и отравленные стрелы.[759] Хронисты говорят о луке и стрелах как наиболее распространенном оружии у мусульман, а также об их быстрых боевых лошадях.[760] Они постоянно отмечают, что мусульмане были маневренными всадниками.[761] Эти черты рассматриваются как присущие мусульманскими воинам и составляющие часть их идентичности. Образ мусульманского воина — умелого стрелка из лука и искусного всадника — становится общим местом, упоминания об этих качествах переходят из хроники в хронику. Сведения писателей в данном случае совпадают с реальностью — сельджуки на самом деле были преимущественно стрелками и всадниками, причем более маневренными в сравнении с христианскими рыцарями. Не случайно именно эти детали обратили на себя внимание хронистов, подчеркивающих, что все это «у них (мусульман. — С. Л.) в обычае». Эти фигуры речи — «у них так в обычае» («ut mos eorum»), они «имеют обыкновение» («soliti sunt») — косвенные ссылки на те знания о мире, которые разделяли рассказчик и адресат. Как хронист наделяет смыслом эти различия? Все подмеченные хронистами особенности манеры сражаться мусульман могли иметь и символический смысл. У средневекового общества был длительный опыт общения с азиатскими воинами. Раннесредневековая Европа имела столкновение с гуннами, аварами и мадьярами, которые регулярно появлялись на ее горизонте. Эти армии, состоящие из стрелков из лука, пришедших из евразийских степей, в средневековой исторической литературе рисовались как неодолимая сила, подавляющая любое сопротивление, какое могла оказать им «цивилизация» оседлых народов.[762] Античная культурная традиция, которая была весьма влиятельной в средневековой культуре, помогала средневековым авторам классифицировать иные земли и иные народы. В литературной традиции нередко противопоставляются тяжеловооруженные воины и стрелки из лука, и цель такого приема заключается в том, чтобы подчеркнуть оппозицию между цивилизованным и варварским мирами. У древних авторов — Геродота и Ксенофонта — тяжеловооруженные воины, гоплиты, противопоставляются всадниками и стрелкам из лука, кочевым народам, которых греки рассматривали как варваров.[763] Эта традиция изображения степных воинов была весьма влиятельной в средневековой хронографии.