Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов - Светлана Лучицкая

Можно вспомнить и о том, что в Библии сын изгнанной в пустыню Агари — Исмаил, рассматривавшийся в средневековой традиции как прародитель сарацин (иначе называвшихся «агарянами» или «исмаилитами»), — изображается как стрелок из лука (sagittarius): «И Бог был с отроком; и он вырос, и стал жить в пустыне и сделался стрелком из лука» (Быт. 21, 20). Возможно, этот библейский образ был значим для хронистов крестовых походов.

Другую модель осмысления действительности давала средневековая литературная традиция. В старофранцузском эпосе лук и стрелы — примитивное оружие, которое является характеристикой низкого социального статуса. В «шансон де жест», влияние которых на хроники Первого крестового похода было весьма ощутимым, вилланы пользуются примитивным оружием — пращами, луком и стрелами, покрытыми ржавчиной или пришедшими в негодность.[764] Но, конечно, определенную роль могла играть и модель европейской армии. Во Франции, например, лук и стрелы — оборонительное оружие — считалось менее благородным в сравнении с рыцарским мечом.[765] Теперь вернемся к хроникам. Мусульмане изображаются стрелками из лука. Они также применяют весьма несложное и грубое оружие — пращи или даже камни.[766] По существу это способ сказать о военных противниках, что они — варвары. Так, опираясь на коллективное знание, мог интерпретировать средневековый читатель вышеприведенные описания облика мусульманских воинов. Все эти общие места — литературные стереотипы и античные топосы — создавали коннотации, которые не могли не быть известны средневековой аудитории.

Многие детали, вызывавшие особое внимание хронистов, находят соответствие в действительности.[767] Примечательно, что, говоря об армии и военных порядках мусульман, хронисты, например, достаточно строго различают военные методы сельджуков и арабов. Их осведомленность, в частности, проявляется в том, что они изображают турок преимущественно всадниками и стрелками из лука, а арабов и эфиопов — пехотинцами, сражающимися копьями.[768] Описывая момент победы над мусульманами, Рауль Канский с гордостью говорит: «В тот момент уже ни араб копью, ни турок луку не могут доверять».[769]

Хронисты проявляют достаточно тонкое знание деталей вооружения мусульман. Они даже замечают различия между щитом христианского рыцаря (scutum) — большого размера прямоугольной формы — и серповидным щитом мусульманина (pelta).[770] Рауль Канский в своей хронике подробно излагает различия между тем и другим.[771] Фульхерий Шартрский также обращает внимание на то, что и у воинов египетской армии — эфиопов — щит отличался от щита христианского воина и имел овальную форму.[772] Овальный щит ancilia или серповидный щит турка в описании вооружения воинов-мусульман становится своеобразной приметой иноверцев, знаком инаковости.[773]

Высказывания хронистов о военном деле иноверцев могли создавать те нарративные матрицы, которые в дальнейшем ходе повествования играли важную роль в формировании образа сарацина. В хрониках можно обнаружить те фигуры инверсии и сравнения, благодаря которым подчеркивается инаковость мусульманской манеры сражаться. В текстах сведения о мусульманах и христианах соседствуют друг с другом. Встречающиеся в тех же хрониках описания христианской тактики служат своеобразной «отсутствующей» моделью, и именно в сравнении с ней становятся понятными те или иные акценты христианских писателей, рисующих портрет сарацин.

Дальнейшее описание военного искусства мусульман представляет собой ряд расхождений с христианскими рыцарскими правилами поведения в бою. Различие, на котором акцентируют свое внимание хронисты, — не только в характере вооружения, но и в методе ведения боевых действий. Раймунд Ажильский и вслед за ним другие хронисты заявляют, что мусульмане вообще не имеют обыкновение сражаться мечами или копьями (insoliti agere bellum gladiis). Говоря о крестоносцах, хронисты, напротив, подчеркивают, что рыцари никогда «не сражаются при помощи лука, лишь немногие сражаются с копьем, а чаще всего действуют при помощи меча».[774] Два военных лагеря противостоят друг другу: у мусульман главная тактика состоит в ведении боя при помощи метательных орудий, для христиан характерна техника ведения боя мечами.[775] Реальные черты символизируются хронистами, и различие между сарацинами и франками приобретает знаковый характер. Неслучайно в свое изображение мусульманских рыцарей средневековые писатели нередко привносят вымысел. Так, в хрониках приводятся монологи мусульманских эмиров, признающих бессилие своей армии перед лицом западноевропейских рыцарей. Например, у Роберта Монаха никейский султан Кылыч-Арслан говорит о христианах следующее: «Все прочие народы опасаются наших луков и боятся наших стрел, но эти (франки. — С. Л.), поскольку покрыты броней, боятся наших луков не больше, чем соломы, а наших стрел — не больше, чем палицы».[776] Эта оппозиция «тяжеловооруженные воины — стрелки из лука» не утрачивает смысл на протяжении длительного времени: в XII в. описавший Третий крестовый поход французский поэт Амбруаз говорил о турках следующее: «Они называют нас „людьми железа“ („gens de fer“), так как у нас есть оружие, защищающее наших людей, а турки взваливают на спины свои стрелы и атакуют нас своей массой».[777]