Инквизитор поневоле - Александр Курзанцев

Благодарно той кивнув, ребята рысцой направились ко мне, а затем между нами произошёл весьма содержательный диалог.

— Ты?! — без предисловий, требовательно уточнил главарь, загородив мощным торсом почти весь обзор.

— Я!

— Н-на!

Секунд через десять, выбравшись из-под стола, куда меня унесло после молодецкого удара, я тыльной стороной ладони вытер кровь с губы и зло пообещал:

— Ну всё, с-суки, вы напросились!

Впрочем, одного желания было мало, и ещё секунд через тридцать я уже вылезал из-под соседнего стола. Огляделся в поисках подручных средств и словно невесомую подхватив дубовую лавку, оскалился, произнося:

— Вот теперь вам точно конец! — после чего подкинул пару раз в воздух, примериваясь и смачно прихлопывая по натёртым жопами до блеска доскам, и пошел на бугаёв.

Лавку у меня, конечно, отобрали, но уложить ею одного я всё-таки сумел. Недолго, правда, получилось этому радоваться, потому как буквально через секунду после моего триумфа я уже летел через ползала, чтобы, проскользив по трактирной стойке, рыбкой уйти мимо прижавшегося к стене трактирщика в открытый за нею люк в подвал.

Выдернув голову из пробитой бочки и заливая всё вокруг хлещущим из неё вином, я помотал головой стирая с лица потеки и, оторвав зубами кусок от висящего тут же окорока, с невнятным рычанием, жуя на ходу, полез обратно.

— Чё, казлы, думали, всё?! — появился я в люке.

Но меня тут же выдернули оттуда, как морковку с грядки, и я поехал по стойке уже в обратном направлении.

Сколько ещё меня так пинали — не помню, но в небытие я проваливался с радостной улыбкой на лице, потому что меня всё-таки отпустило.

Очнулся я в какой-то гадостно воняющей канаве, избитый, но успокоенный, и даже отсутствие кошелька за полураспущенным кушаком не смогло нарушить умиротворения. Моё внутреннее «я» вновь было в гармонии с самим собой.

Почти сразу я почувствовал на себе пристальный взгляд и, повернув голову вбок, встретился глазами с застывшим у канавы Глушаковым.

— Нагулялся? — спросил тот, присаживаясь на корточки подле меня.

— Угу, — промычал я.

— Ну тогда пошли.

Он с натугой выдернул меня из грязи, ставя по возможности вертикально и подставляя плечо, на которое я с благодарностью опёрся.

Оглядевшись, понял, что нахожусь в подворотне около того самого трактира, а затем заметил и давешнюю разносчицу, что всё это время чинно стояла в сторонке.

— Вы довольны, господин? — поинтересовалась она, заметив мой взгляд.

Говорить из-за распухшей челюсти я не мог, поэтому просто поднял вверх большой палец, отчего служанка снова расплылась в улыбке и, поклонившись, произнесла:

— Всегда будем рады вас видеть! — после чего добавила: — Мальчики тоже просили передать, что давно не встречали такого приятного клиента.

— Какие мальчики? — повернулся ко мне Сергей, но я лишь неопределённо покрутил рукой в воздухе, промычав, что потом расскажу. А миг спустя мы вошли в созданный Глушаковым портал.

Нет, меня не заперли и не арестовали. Почему-то. Хотя я уже морально и психологически смирился с неизбежным. Просто через пару дней тишины мне посыльным передали пакет, в котором оказались описания ритуалов демонопоклонников и сухие инструкции о том, на что обращать внимание и по каким признакам выявлять их на стадии подготовки. И всё. Больше ни ответа, ни привета. Ну разве что кроме переданного устно указания непосредственного начальства из академии не высовываться и вообще без причины нигде не отсвечивать, иначе…

Что иначе — курьер не сообщил.

Ещё через пару дней вернулся Вигир. Взяв его за плечи, я долго всматривался в глаза слабо улыбнувшегося мне парня, но того холодка, что родился в них там, в подземелье, не обнаружил и успокоился. Правда, что-то в нём всё же сдвинулось. Потому что чувство стыда он потерял напрочь, и однажды утром я даже столкнулся на выходе из комнаты с парой его полуголых одногруппниц.

Пришлось сделать внушение, и теперь Вигир допоздна пропадал где-то на территории академии, осваивая с толпой поклонниц всё новые укромные уголки и подвергая меня такому нехорошему чувству, как зависть, коя всегда присутствует у одного мужского индивида, менее успешного у женщин, к другому мужскому индивиду, у которого с этим куда как лучше.

С другой стороны, в отношении девушек вдвое младше моих лет меня всегда останавливал морально-психологический барьер, который, впрочем, с их взрослением начинал потихоньку истончаться. Дело, скорее всего, было во вбитых с давних времён установок на возраст. Что все, кто младше восемнадцати, это дети. Независимо от того, есть у них магическое совершеннолетие или нет. Будь той же Ниике не восемнадцать, а меньше, я бы просто не смог к ней подойти, совесть бы не дала. Сразу бы сработало табу, запрет на буквально вшитом в подкорку уровне. И ничего поделать с этим я не мог, да и не хотел. Таков уж я.

Мне и так-то было донельзя стыдно, особенно когда я, ворочаясь с боку на бок и пытаясь уснуть, думал, что обманываю её, пользуюсь её доверием. Но на следующее утро, умывшись и одевшись, понимал разумом: так нужно, необходимо. Просто потому, что она являлась гражданкой хоть и человеческого, но давно враждебного нам государства, управляемого очередной нелюдью — гномами. И лишь через неё я мог выяснить, зачем они здесь. Особенно меня интересовал за каким-то чёртом продолжающий находиться в городе дядя.

Вот поэтому, отбросив все сомнения и стыд, я продолжал посещать занятия и одновременно наблюдать за событиями в академии, ожидая, когда Ниике выберет и сообщит о новом месте встреч.

А ещё через неделю как гром среди ясного неба прокатилось известие, что пограничная стража выводится из-под владетелей марочных земель и переподчиняется не абы кому, а непосредственно ордену инквизиции. Причём передавались не только сама стража, но и вся пограничная инфраструктура со складами, укреплениями и даже замками, если те не являлись единственной родовой вотчиной владетеля.

Это был очень болезненный удар по знати, особенно магической. И снова больше всего пострадали бывшие демонологи. Исторически так сложилось, что именно они чаще всего становились правителями марочных земель.

Отчуждение касалось не одной лишь инфраструктуры. Теперь вся территория на пятьдесят километров вглубь от границы официально закреплялась как земли под исключительным управлением инквизиции. Разумеется, с выплатой компенсации тем, чьи земли попали в эту зону. Вот только часть бывших владельцев осталась и вовсе без земли, с одним родовым замком, лишённые дохода и какой-либо свободы перемещения вне его.

Просители и жалобщики, по слухам, шли к императору нескончаемым потоком, но всем им давался один и тот же жёсткий ответ: «Этого требует безопасность империи».