Солнечное сплетение - Сергей Зверев

После удара планировалось на артиллерийские позиции подбросить трупы ранее плененных военнослужащих правительственных сил, с документами, с биографиями – их нетрудно проверить. Пойди, докажи, что они без вести пропали. Военная техника есть, снаряды с химией есть, тысячи трупов наличествуют. Что еще нужно? Да и чуть позже доказательства не нужны будут никому. Ситуация станет развиваться по своей внутренней логике.

Близкие помощники Песчаного Льва должны были зачистить непосредственных исполнителей акции – в таких делах лишние свидетели не нужны. Одно смущало эмира – как бы его и самого не зачистили, но тут он добился кое-каких гарантий. И рассчитывал, что они сработают.

А дальше? Дается картинка. Весь мир поражен, возмущен и подавлен. Кровь страшного сирийского диктатора просто обязана оросить засохшие от невиданного преступления нивы демократии. Россия, чтобы не попасть в разряд мировых террористов, сдает назад. И в Сирию вводится объединенный контингент – Турция, Катар, Саудовская Аравия. Дальше братание с Халифатом, который для приличия можно будет даже переименовать во что-то другое. Раздербанивание страны. Победа!..

Времени у нас не было, поэтому полностью выслушивать откровения с диктофона мы не стали. «Потрошитель» сжато изложил нам результат допроса. Координаты, местонахождение боевой техники и боевиков, система связи – Песчаный Лев выдал даже то, что должен был бы забыть, но в памяти сохраняется все, раз виденное или услышанное.

– Гарантируете достоверность сведений? – строго спросил «потрошителя» полковник Лукьянов.

– Да как я могу гарантировать? – искренне удивился «потрошитель».

– Что?! – тяжелым взглядом посмотрел на него полковник, и было видно, что и у этого композитного, из стали и дуба, монумента тоже нервы разболтались. – А зачем ты тогда нужен?

– Я гарантирую, что вскрыл его сознание и выудил необходимые сведения. А насколько они достоверны – это уже вопрос осведомленности испытуемого, – совершенно безучастно пояснил «потрошитель».

– Вот ученые, – покачал головой Лукьянов. – Ничего по-человечески сказать не могут.

– Нет, чтобы по-простому выдать – раскололся до задницы и поет, как соловей, – хмыкнул Шабанов.

– Раскололся до задницы, – согласился «потрошитель» и вытер со лба пот – за то время, что он общался с объектом, его лицо осунулось, черты заострились, было видно, насколько он устал.

– Эмир в контакте? – спросил Шабанов. – Годен для дальнейшего использования?

– Пока да.

– И мы можем поговорить с ним накоротке?

– Не вижу особых препятствий.

Мы прошли в комнату, которая некогда была хирургическим кабинетом. От старых хозяев остались шкафы с инструментами, хирургический стол, бестеневая хирургическая лампа. В углу стояло зубоврачебное кресло, в котором полулежал Песчаный Лев.

Мужчина в белом халате профессорской внешности бережно поправлял на голове эмира шапочку с электродами. От шапочки провода тянулись к коряво сработанному, без дизайнерских изысков, металлическому ящику с экранами и тумблерами, в котором что-то хищно щелкало. Над креслом стоял штатив со специальной лампой, которая время от времени начинала мигать и выдавала разноцветные импульсы прямо в глаза допрашиваемого. От этого ритмичного мигания у меня уже на пороге закружилась голова.

– Не пяльтесь на «миелофон», – порекомендовал «потрошитель».

«Миелофон» – так называли ящик по аналогии с прибором для чтения мыслей из фантастической повести Кира Булычева «Сто лет тому вперед». По документам это было «устройство психологической коррекции УР-11» с прилагающимся к нему комплектом «юного фармаколога» – чемоданчиком с самыми чудовищными средствами подавления психики.

– Не взбесится? – опасливо спросил полковник Лукьянов. – Он же не привязан даже.

– Взбесится? – с долей сарказма произнес «профессор». – Не смешите. У него полностью подавлена активность по ряду направлений. В том числе двигательная.

Я вновь ощутил знакомый потусторонний холодок. «Потрошители» разделывали сознание человека, как тушу на столе мясника. При этом тело не страдало, но бессмертной душе, думаю, сейчас ох, как не сладко. Впрочем, эта скотина заслужила все круги ада.

– Вы можете заставить его сделать кое-что для нас? – спросил Шабанов.

– Планка контроля девяносто. Сделаем. Скорее всего, он не взбрыкнет. Но одно ограничение – время активного контроля. Это не больше десяти минут.

– А больше и не понадобится, – заверил Шабанов.

Лукьянов вышел. И через некоторое время появился с нашим трофеем – спутниковым телефоном с блоком засекреченной связи, который я прихватил во время эпической битвы в мечети.

Я завороженно смотрел, как по команде молодого «потрошителя» эмир послушно активирует телефон, вводит коды доступа. Набирает номер контакта. Произносит пароль. И вот уже на связи с ним его доверенный порученец Хикмат.

– Все готово? – спросил Песчаный Лев.

– Мы ждем только твоего слова, эмир, – ответил Хикмат. – Мы уже на позициях. И город как на ладони. Мои артиллеристы положат все снаряды в цель.

– Переместите орудие гнева на третью запасную позицию.

– Что? Но они уже готовы!

– Все меняется, Хикмат, – глухо произнес Песчаный Лев.

– Но это неправильно!

И тут яростная первобытная личина пробилась через броню фармацевтики и гипноза. И эмир закричал:

– Ты, сын ишака, говоришь мне, что неправильно?! Ты у меня сегодня будешь болтаться на стреле крана в петле, а мои моджахеды забавляться с твоими дочерями! И я отрежу языки всем вам, потому что у твоего семейства языки слишком длинные!

– Конечно, эмир, я все сделаю.

– И только попробуй еще раз сказать мне, что я не прав!..

Отбой связи.

Песчаный Лев обмяк. Глаза его закатились. Ну все. Дело сделано…

– Сколько им нужно времени, чтобы отвести технику на позиции? – спросил Шабанов.

– Часа три, – предположил я.

– Ну, пусть поработают спокойно, – усмехнулся генерал. – А потом мы начнем действовать…

Князь насвистывал этот знакомый мотивчик известной песни на слова Киплинга, переложенной на русский лад.

Как всегда – песня была в тему. Мы уходили перед самым рассветом. Отчаянный вертолетный десант должен был свалиться на головы моджахедам и сойтись в схватке не на жизнь, а на смерть.

Десант – это работа грубая, лицом к лицу с противником. Поймав кураж схватки, нужно идти вперед через град пуль, вспухающие бутоны разрывов, уничтожать все на своем пути. И умирать самим. Это не наша спецназовская тонкая интеллигентная работа, когда твоя жизнь зависит больше от детального расчета и виртуозного исполнения планов. Десант – это когда пуля дура, и она по своему разумению продырявит хоть матерого вояку, хоть зеленого салагу. Поэтому я не любил такие мероприятия, хотя и приходилось в них участвовать. Мне куда ближе привычные заброски в тыл противника, внедрения, тихие ликвидации и громкие диверсии.