Цена слова - Степан Александрович Мазур

class="p1">— Я еду, Колчиков. — Прошептал я зеркалу. Щёлкнул проигрыватель.

Это имя опять на устах, [30]

Не стихает в душе и речах.

Запятнав сердце встречей,

Ты летишь в облаках.

Я стою в поднебесье один,

То ли жив, то ли дым,

Просто дым.

Вверх за ним я и сердце —

Ты оставь жизнь другим.

На другой высоте,

На незримой черте,

Кто нам жить не давал —

Всех их принял развал.

Всем раздал, кто что брал.

Вот он, жизней финал.

Газу! Газу! Джип едва вписывается в поворот. Случайная песня, словно про меня.

Обелиск заменяет слова.

Солнце в тучах и молнии слепят.

Нет лекарства от бед,

Не проснёшься, ты, нет.

Я вернул их монету —

Упокойся их души.

Её имя растает, как дым

Я лечу вслед за ним,

Вслед за ним.

На другой высоте,

На незримой черте,

Кто нам жить не давал —

Всех их принял развал.

Всем раздал, кто что брал.

Вот он, жизней финал.

Достал ты меня, Колчиков. Пора исполнить последнее данное слово. За него надо было браться сразу, не слушать никого. Не поймет никто так, как понял я. Не ходили моими тропами.

Если нет справедливости — я буду справедливостью. Я не могу забыть расширенные зрачки Оксаны и белоснежное платье, пропитывающееся багровым быстрее, чем утекает сквозь пальцы надежда на хорошую жизнь.

Не могу забыть дрожащих, тёплых губ. Пусть даже меня убьют твои люди, я сделаю всё, чтобы тебя отправить на переплавку.

Я еду и… будь, что будь.

Глава 5 — Сын за отца -

Шесть лет спустя. Где-то на Ближнем Востоке.

Безжалостное солнце плавило дворец шейха. Вооружённый до зубов уголок рая, утопающий в хаосе ближневосточных войн, он не желал сдаваться бомбёжкам, зачисткам, диверсиям и другим обстоятельствам войны. Оставался чуть в стороне, в статусе нейтралитета сотрудничая со всеми противоборствующими группировками. Балансируя на острие меж столпами сил, оставался живым и невредимым.

Солдаты на стенах и безмятежные плодовые деревья в саду. Спальные комнаты, заваленные ящиками с оружием и сверкающие лазурью бассейны. Разруха за пределами дворца и бункер, напичканный новейшим оборудованием под землёй. Огромная семья шейха, купающиеся в роскоши, дети и наложницы и контраст нищеты соседнего квартала. Грохот разрывающихся снарядов и безмятежная тишь сотрудничающих районов.

Жизнь и смерть ходят по одной грани. Когда-то единые люди оказались по разные стороны баррикад в расколотой сначала надвое, а потом на десятки осколков стране. Безжалостная игра мировой политики, к которой так и не привык за год в образе вольного наёмника.

— …Мне плевать, как ты работаешь! Мои деньги — мои условия. Ты возьмёшь с собой трёх моих людей и точка! — Араб нависал надо мной горой. Карие глаза отражали Рыжего Дьявола, силясь поймать взгляд дольше, чем на секунду.

Я поскрёб лоб, глядя в потолок. Безразлично пожал плечами. Упорно отказывался смотреть нанимателю в глаза. Тяжёлый взгляд вольного охотника мало кто выдерживал. А клиента пугать не хотелось. Нервный. Солдаты коалиции на пятки наступают, подозревают в двойной игре. Чуть что и в комнату вбежит вооружённая охрана. Зачем портить послужной список, уничтожая нанимателей? Не за тем после срочной службы и службы по контракту почти год по Ближнему Востоку бегал… Очки зеркальные, что ли купить?

— Ваша воля, шейх. Ваши солдаты. Только я не гарантирую их возврат.

Араб затеребил чётки. Пальцы заметно дрожали. Нервничает. Есть за что жить.

— Мои солдаты прошли лагеря. Они не бояться смерти.

— Смертники — хреновые войны. Пара месяцев подготовки — это не так уж и много. Умереть ещё не всё — надо победить. Впрочем, регулярные войска настолько запуганы, что стреляют даже в детей. Можешь посылать против них кого хочешь. Тогда я тебе зачем? Ты сказал тебе плевать, как я работаю, так к чему все эти разговоры? Шейх, ты противоречишь сам себе…

Шейх поморщился, скривился, словно проглотил ломтик лимона. Повысил голос — горячая южная кровь взяла верх:

— Они убили моего брата!

— Ткни пальцем в любую семью и спроси, скольких они оплакивают ночами. Нет таких дверей, через которые не проходит смерть. Только на войне она приходит так, словно её часы спешат. Или стрелки замкнуло и старая спятила. Как ты думаешь, у смерти есть часы?

В свои двадцать семь я достаточно насмотрелся не потери. Не цепляют больше.

Шейх долго выдохнул, пальцы впились в виски. Заговорил более спокойным голосом:

— Они убили его якобы случайно — в перестрелке. Но мои люди сообщили, что перестрелка спровоцирована…

Я снова безразлично пожал плечами, сказал:

— Не бывает случайностей, шейх… Просто скинь аванс на счёт, и я принимаюсь за работу.

Поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Вроде прожил чуть больше четверти положенной человеку жизни — а ума-разума так и не набрался. Отец в этом возрасте уже уходил с войны, а я утоп здесь по самые уши. Надо выбираться. Грохот пуль начинает приедаться. В печёнках сидит, как говорят на родине.

Батя был прав — война хороша для тех, кто на ней не бывал. Только теперь я понимаю тебя, Железный Данила.

Выслушивать от шейха, кто кого убил, и кто кому мстит, не входило в планы. Эти разговоры с арабами растягивались на часы. Всё настолько запутано. Сунниты воевали с шиитами, салафитами, ваххабитами и в обратном порядке. Коалиция войск поддерживала регулярную армию, те в тайне сотрудничали с повстанцами. Обособленные группы пели свои песни.

Все воевали со всеми при большой примеси интересов и интриг спецслужб, двойных агентов, предателей, перебежчиков, информаторов и дезинформаторов. Хаос, называемый войной, горел, пока горит нефть на вышках. Денежные потоки в мире нестабильности манили наёмников со всего мира. Либо пуля в лоб, либо на коне. С копытными здесь были проблемы, так что кровь текла рекой. Этого не показывали по телевизору. СМИ здесь были редкими гостями. Фанатиков постреляли в первые годы войны, а смертниками, даже за самые большие гонорары, журналисты становиться не желали.

Шейх махнул рукой и передо мной вырос Джаран — глава охраны дворца. Рослый крепкоплечий детина в военном камуфляже с зелёной повязкой джихада поверх чёрной банданы.

Дань традиции, не больше. Воевал он не за веру, но только за деньги. Как и все