Исчезающая земля - Джулия Филлипс

Лежа спиной на дощатом полу, она смотрела, как пыль слетает с клоков сухой травы на крыше балагана. Река совсем неподалеку, слышно, как шумит вода. Что это за место? Раньше в таких амбарах хранили припасы, но кто и когда построил этот? Если позовут сюда на экскурсию, она обязательно поедет. Как мало Марина знает про север Камчатки! Когда она росла, в школе не изучали быт и культуру коренных народов. Сегодня на уроках краеведения детям рассказывают больше. Аленка бы знала.

Девочки пропустили весь учебный год. Если они вернутся, то пойдут учиться в другие классы.

Зачем она это делает? Неужели нельзя вспоминать прошлое, не думая о том, что стало с дочерями?

Они еще могут вернуться. Или нет.

В последний раз Соню с Аленой видели в центре города. Их запомнила девушка, которая выгуливала собаку. Больше ничего. Следователи сказали, что девочек похитил какой-то мужчина, но подозреваемого не нашли. Марина исходила город вдоль и поперек, выкрикивая имена дочерей. Она стучала к соседям. Просила библиотекарей найти в архивах любые упоминания о пропавших детях. Четыре месяца звонила в Министерство внутренних дел в Москве, говорила с младшими чиновниками, записывала имена и телефоны, но все без толку.

Потом в полицию на допрос вызвали Марину и ее бывшего мужа, будто Соня с Аленой все это время прятались у одного из них в квартире. Следующая версия полицейских: девочки утонули. Весной в бухте искали тела. Генерал-майор использовал этот повод, чтобы приостановить следствие месяц назад; больше никаких поисковых отрядов и заявлений в местных СМИ. Узнав об этом решении, Марина принесла в отделение купальники дочерей.

— Вот. Лежали дома, в шкафу, — сказала она, положив яркие нейлоновые костюмчики ему на стол. — Вы всерьез думаете, что Алена и Соня купались в одежде? Прохладным летним днем? Что утонули в центре города, в штиль, в разгар туристического сезона, и никто их не видел?

Генерал-майор попросил ее сесть. Она положила купальники себе на колени.

— Знаете, что я думаю, Марина Александровна? — спросил он. — Мы не нашли ни одной улики, указывающей на похитителя. На суше ваших дочерей мы тоже не нашли. Нам известно, что в момент исчезновения они были у воды. Выводы напрашиваются сами собой.

— А как же свидетель? — поинтересовалась мать.

Генерал-майор покачал головой:

— Следствие считает, что эта женщина вообще ничего не видела.

Марина начала задыхаться прямо там, в отделении. К ней подошел помощник генерал-майора и помог подняться. Следователи не верят свидетелю, а Марина верит. За годы журналистской работы она повидала достаточно лжецов и прекрасно видела, когда говорят правду. Та собачница не запомнила всех подробностей, но она была честна, когда Марина говорила с ней в первый день. Женщина откровенно призналась, что видела мужчину на темной машине с двумя девочками.

Нет. Соня с Аленой не утонули. Их похитили.

Вот что не давало Марине дышать. Она понимала, как совершаются такие страшные преступления. Хотя для партийной газеты журналистка освещала преимущественно радостные события (где-то провели электричество, где-то положили асфальт, на избирательных участках зафиксирована рекордная явка), по предыдущему опыту и благодаря самостоятельным изысканиям она знала оборотную сторону новостей. Оказывается, детей похищают по всему миру. Подкупить полицейского — раз плюнуть. Кругом насилие. Жестокость. Детей убивают. Школьные снимки Сони с Аленой напечатали на первой полосе ее газеты. Их лица, похожие как две капли воды, аккуратно причесанные волосы. Марина смотрела на фотографии и представляла самое страшное. Где теперь эти головки? Что с ними стало? Кого из них убили первой? Они кричали?

— Как думаешь, они умерли? — спросила Марина у бывшего мужа, после того как им предложили версию об утоплении. Он уехал в Москву по работе, когда девочки были совсем маленькие. Из-за разницы во времени Марина всегда отвлекала его, если звонила. И все же она звонила. Разговоры с мужем утешали: было с кем разделить вину. Она не должна была отпускать их одних в тот день. Он не должен был оставлять семью на Камчатке. Она должна была научить дочерей не говорить с незнакомцами. Он должен был показать им пример надежного мужчины. Если кто и виноват в похищении дочерей больше, чем Марина (помимо самого похитителя), то это ее муж.

Он помолчал, а потом ответил:

— Не знаю.

— Вот именно! Если бы они умерли, мы бы знали. Почувствовали бы что-то. Более острое отсутствие, что ли.

— Может быть.

— Не согласен? — Она ждала, что муж согласится или поспорит, скажет хоть что-то. Научит, как жить дальше.

Муж повторил:

— Не знаю. Хочется верить, что так и есть. — Он тщательно подбирал слова. В моменты сильного напряжения он всегда говорил спокойно; во время споров он делал это нарочно. Марина знала, ему тоже горько, но не так, как ей. Она страдает больше. На самом деле в исчезновении дочерей виновата она. Весь груз вины на ее плечах. — Может, они и правда утонули. — И Марине захотелось, чтобы погибли не дети, а муж.

Родные обходились с ней более ласково. Ее приглашали в компании и очень берегли. Поездка на север была не первой после исчезновения дочек. Под Новый год Марина поехала на дачу с родителями. Дом обледенел. Садовые колышки обвивали почерневшие сухие ветки. В полночь у Марины началась паническая атака, мама принесла ей таблетку и согрела водки с медом. В марте, в день рождения Алены, они снова приехали на дачу. Маринина мать тогда была сама не своя от горя, оплакивала внучек. Марина резала торт под звуки рыданий. Скоро день рождения Сони.

Сама Марина держалась. Ходила на работу в редакцию, писала статьи, поддерживала светские разговоры. Если друзья звали в гости, принимала приглашения. Регулярно звонила в полицию — вдруг есть новости? Но это все, на что ей хватало сил, а порой даже эти ритуалы казались невыполнимыми. Когда-то она рассказывала сказки, умела шутить, была мамой, а теперь стала никем. Алла Иннокентьевна наловчилась устраивать праздники после своей потери, а Марина лишилась смысла жизни.

Кто-то позвал ее. Рука прижата к груди. Под затылком твердая колючая неумолимая доска. Марина вспомнила, что приготовила Соне на завтрак в тот день: овсянку на молоке с морожеными ягодами. Почистила младшей апельсин. Плечи дочерей над столом. Хрупкие, как фарфоровые чашки.

— Марина! — прокричал Петя. Он был совсем рядом. Она выдохнула, подождала. Вдруг он зовет ее не просто так? Что, если ему позвонили из полиции? Нет, едва ли. И все же она поднялась.

— Я здесь!

Бревенчатая лестница раскачивалась. В проеме балагана, как в раме, показалась Петина голова.

— Вот ты где! — сказал он, ласково глядя на нее.

По выражению его лица было ясно: никаких срочных новостей, но Марина все равно спросила:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, — ответил он и извинился. Между бровями пролегла борозда. Он преодолел последние ступеньки и забрался к ней в амбар. — Хорошее ты себе гнездышко нашла.