Танец паука - Кэрол Нелсон Дуглас

– Надо войти и спросить, остались ли те, кто жил здесь тридцать лет назад.

– Ирен, это же пансион. В Нью-Йорке их полным-полно. В пансионах жители постоянно сменяются. У нас нет ни единого шанса.

– У меня не было шансов найти свою мать, и вот я иду по следам Лолы Монтес. Мы ведь можем попробовать.

Я заглянула в глаза подруги, жалея, что не могу увидеть прославленные синие очи Ля Лолы. Думаю, в них отразилось бы упрямое выражение лица Ирен и пламя решительности, горящее во взгляде.

– Да, так или иначе, но можно попробовать, – согласилась я.

Мы поднялись по наружной лестнице, вошли, и нас обдало вечной вонью солонины и капусты, которую ирландцы привезли в Нью-Йорк вместе с рыжими волосами.

– Один этот запах для ирландской девушки был как пармские фиалки, – заметила я, пока мы замешкались в темном узком коридоре.

Ирен повернулась ко мне. Я не могу описать выражение ее лица.

– Она осталась одна, только школьная подруга и ирландские соседи. Это худший способ умереть.

Я подумала о несчастном отце Хоксе и лишь кивнула в знак согласия.

Слева от нас была приемная, справа – столовая, обе пусты. Комнаты были грязными, запущенными и зловонными. Ирен прошла через столовую в кухню, и там мы нашли полную женщину в клетчатом домашнем платье и переднике, которая вымешивала тесто на присыпанной мукой доске.

Рукава ее были закатаны до локтей, а седоватые кудряшки прилипли к вспотевшему раскрасневшемуся лицу. Неудивительно, что столько взрослых и детей сидят, развалившись, на лестницах многоквартирных домов: летом внутри жарко, как в печи.

Моя хлопковая блуза прилипла к коже, а щеки начинали гореть.

– Вы пришли комнаты посмотреть? – Толстуха убрала волосы с лица перепачканной рукой, оставив на них следы белой муки. Она смерила нас с ног до головы одним быстрым взглядом. – Тут квартиры слишком простые.

Видимо, мы показались ей чересчур «расфуфыренными».

– Мы ищем сведения… о родственных связях, – объяснила Ирен.

– Родичей ищете? Тут некоторые не особо-то хотят, чтобы их нашли, готова поклясться. Я спрашиваю у них имена, беру деньги, а если они не платят, то прошу мужа выкинуть их на улицу. Вот и все, что я о них знаю.

– А давно ли вы являетесь домовладелицей?

– А вы как думаете? – Женщина фыркнула, услышав подобный вопрос. – Я и раньше не выступала в цирке у мистера Барнума и теперь вроде не гожусь. Мы с мужем Келли приехали на эти золотые берега, когда наши земляки тут сдулись, а мы наскребли достаточно денег, чтоб купить это здание, с тех пор так и живем, готовим и убираем для незнакомцев, а дети наши тоже здесь, зарабатывают кто чем может.

– Так вы жили здесь и в конце пятидесятых?

– А то. В Нью-Йорке, но не в этом месте. Простите, дамы, но у меня нет времени стоять тут с вами весь день и рассказывать о своих делах посторонним.

– Да. – Ирен прикоснулась к руке толстухи. – Но мы не совсем посторонние. Я ищу свою мать. Она здесь жила. Ирландка.

Подруга бросила на меня предостерегающий взгляд. Элиза Гилберт действительно была ирландкой (хотя лично для меня национальность не имеет значения), но потом она утверждала, что в ее венах течет испанская кровь, а позже даже стала баварской графиней.

– Да, ирландка, – продолжила Ирен. – Родилась в Лимерике, хотя некоторые говорят, что в Слайго. В любом случае она прожила здесь недолго. Мне сказали, что она умерла в этом доме.

– Недавно? – Казалось, домовладелицу оскорбила сама идея, хотя смерть, должно быть, наносила визит на 17-ю улицу так же часто, как и по любым другим адресам Манхэттена.

– Нет, – призналась Ирен, – это случилось тридцать лет назад, в январе.

– Тридцать лет? – Женщина вытерла пальцы о передник. – Так бы сразу и сказали. Вы не первые, кто спрашивает об этой леди.

– Неужели? – Я впервые подала голос.

– Да, мэм, – ответила женщина, переводя взгляд с меня на Ирен и обратно. – Какое совпадение. Всего пару недель назад о ней расспрашивал святой отец.

– Святой отец? – В звонком голосе Ирен послышалась точно отмеренная нотка волнения или даже беспокойства.

– Да. Разумеется, я рассказала все, что могла, а знала я немногое, но он в тот вечер опросил всех жильцов. Утомительное занятие для людей его возраста, надо сказать. Я налила ему немного виски на дорожку, чтобы он восстановил силы.

– Он выяснил что-нибудь? – поинтересовалась Ирен.

– Не знаю. Он сказал, что это дело очень важное и касается Церкви.

– Именно так, – сказала Ирен ханжеским тоном. – Мы с мисс Хаксли тут тоже по делам Церкви. Я хочу сделать существенное пожертвование в честь покойной матери, и епископ направил меня к этому самому святому отцу, но он… переведен в другое место и, увы, сейчас не может встретиться с нами.

– И что же это за дело?

Ирен наклонилась поближе:

– Не имею права раскрывать все детали, но епископ упомянул, что речь идет о сборе доказательств. Для канонизации.

– Матерь Божья! Святой отец сказал, конечно, что леди была весьма набожна, но чтоб такое! Неудивительно, что он искал комнату, которую она занимала и где умерла. Святую обитель! Боже, святая обитель прямо в моем доме.

– Вполне вероятно, но не говорите никому, пока это не станет фактом.

– И эта леди была вашей матерью?

– Возможно. Нас разлучили при рождении. Волнения[64], вы же знаете.

– Да, жестокие были годы, когда ирландцы дошли до того, что ели дрок в канавах, как какие-то овцы, спасибо чертовым англичанам. Неудивительно, что в те гнусные времена среди нас появилась святая.

Я порадовалась, что лишь раз вставила реплику, да и то слишком короткую, чтобы толстуха могла опознать мой акцент. В любом случае обсуждение кандидатуры Лолы Монтес на канонизацию показалось мне столь возмутительным, что я слишком злилась, чтобы говорить.

Ирен эксплуатировала религиозные предрассудки этой бедной женщины так же безжалостно, как мошенник, злоупотребляющий доверием.

– Вы знаете, – снова спросила примадонна, – где благословенная обитель? Нашел ли святой отец то, что искал?

– На первом этаже, в конце коридора направо. Но первый этаж несколько раз переделывали. Мы расширили столовую и установили газовые горелки.