Танец паука - Кэрол Нелсон Дуглас

– Ты знаешь причину?

– Нет, но ничто на земле или на небе не может оправдать подобное преступление. Увы, у нас с тобой в запасе нет вечности.

– Ни у кого ее нет. Что ты хочешь сказать?

– Надо обыскать комнату.

– Зачем? От Лолы здесь ничего не осталось.

– Да, но я верю, что души оставляют следы. Я чувствую ее присутствие в этой комнате. Я пока что не понимаю ничего о предыдущей жизни Лолы: факты и противоречивые рассказы кружатся в таинственном водовороте, как юбки танцовщицы во время исполнения тарантеллы. Но здесь я ее нашла. Убежденную в своей правоте. Мне не слишком нравится само слово и понятие «смирение».

– Я заметила, – сказала я, но Ирен пропустила мое замечание мимо ушей.

– Оно кажется мне лицемерной позой. Но думаю, Лола Монтес действительно нашла в себе смирение в этой комнате, и то было не поражение, а победа. В определенной степени отец Хокс был прав. Я считаю, что он умер, защищая свою веру, веру в Лолу и в собственную правоту.

– Если так, то это ужасно.

– И примечательно. Возможно, именно он обратил ее в веру в обычном смысле слова, но и она сделала то же самое. – Ирен вздохнула. – Я почти сожалею о том, что нам придется сделать дальше.

– Что же?

– Обыскать комнату вдоль и поперек.

– Но здесь ничего нет!

– Здесь есть все, просто мы пока не нашли. Сомневаюсь, что это удалось и отцу Хоксу. По крайней мере, во мне теплится скромная надежда.

– Здесь живет другой человек. Мы будем рыться в его вещах?

– С благой целью, Нелл.

Итак, я присоединилась к ней. Нам предстояла тяжелая работа – перевернуть скромную комнату вверх дном. Мы отодвинули кровать и заглянули под ножки. Мы ощупали матрас. Потом отодвинули шкаф от стены, исследовали каждый уголок, но нашли только деревянную труху, над которой изрядно потрудились мыши, и комки пыли.

Мы вынули каждый ящик секретера и поискали за ними, надеясь, что эта развалюха помнит времена Лолы. Перевернули стулья.

Наконец не осталось ни одного нетронутого предмета мебели.

Мы стояли посреди комнаты, чихая от пыли, вспотевшие, как работники на ферме, уставшие и с красными глазами.

Ирен посмотрела на камин за шкафом, заложенный за ненадобностью кирпичами, поскольку теперь у окна стояла маленькая печка на случай зимних холодов.

– Ох, Ирен, только не это!

Вместо ответа она подошла к камину и взяла в руки совок для угля.

– Лола жила здесь всю осень, Рождество и часть января. Осмелюсь предположить, что тогда камином пользовались вовсю.

Примадонна с силой вставила лезвие совка в сухой раствор между кирпичами. Известка начала крошиться. Тогда мы по очереди стали стучать по кирпичам. В итоге один поддался, а потом и второй.

– Как мы все вернем на место? Что скажем домовладелице? – запричитала я, глядя на жуткий беспорядок на полу.

– Что мы искали реликвии святой Марии Долорес, и это, кстати, правда.

– Какие еще реликвии? – воскликнула я.

– А вот такие. – Ирен присела и вытащила из большой дыры, которую мы проделали в кладке, еще один кирпич.

Кирпич, завернутый в промасленную ткань.

Сердце у меня бешено заколотилось, когда я поняла, что, возможно, мы совершили открытие. Ирен аккуратно развернула грязную, заскорузлую от времени материю. Она была цвета нечистот, и сама я не смогла бы заставить себя дотронуться до этой мерзости даже в перчатках.

Однако Ирен взирала на находку с молчаливым благоговением.

– Нелл, я думаю, это ее последний дневник.

Я уставилась на стопку плотной бумаги, сложенной вдвое. Могло ли такое быть?

Ирен задрала верхнюю юбку и раскрыла карман. Потрепанная пачка бумаги, замотанная в грязную ткань, легко проскользнула внутрь. А юбка даже не перекосилась и не сморщилась от такого непривлекательного груза.

– Быстро! – Ирен начала собирать раскрошившиеся кирпичи в кучу. – Надо постараться вернуть стене прежний вид. По крайней мере, шкаф скроет дыру. Это чудо, что отец Хокс не нашел дневник, поскольку он явно искал именно это. Лола приберегла свои записи для нас.

– Для тебя.

Подруга остановилась и серьезно взглянула на меня:

– Я в это верю. Да, для меня.

Если верить часам на моем лацкане, у нас ушло почти тридцать минут на то, чтобы запихать обратно кирпичи и куски раскрошившейся известки, создав некое подобие стены. Мы снова придвинули шкаф к старому камину, крякая, как портовые грузчики.

Ирен подтянула нижнюю юбку чуть ли не до груди, чтобы под весом тяжелого груза она не сползла вниз по дороге домой.

У двери она повернулась, чтобы в последний раз окинуть комнату взглядом.

Я снова ощутила странное присутствие и в то же время отсутствие того существа, с которым мысленно общалась примадонна.

Потом мы захлопнули двери и поспешили по коридору в гостиную, где ждала нас хозяйка. Как ни странно, но она не заметила нашего взъерошенного вида, а если и заметила, то могла приписать его религиозному экстазу. Эти римские католики довольно эмоциональны.

– Все хорошо? – спросила она еле слышно.

– Вы высказали мудрую мысль о том, чтобы сохранить комнату для высших целей. Я доложу епископу о вашей готовности. Уверена, отец Хокс тоже будет очень благодарен.

Домовладелица широко улыбалась, но улыбка постепенно растаяла, и толстуха растерялась:

– Отец Хокс? А кто это?

На улице Ирен мертвой хваткой вцепилась мне в локоть. Я заговорила, как кукла, которая начинает плакать при нажатии на кнопку:

– Тот посетитель вовсе не отец Хокс, Ирен. Кто же он, ради всего святого?

– Я не знаю. Возможно, это был даже не англиканский священник и не епископальный. – Подруга смотрела на многолюдную улицу, но ничего перед собой не видела. А потом добавила: – И скорее всего, намерения у него были отнюдь не добрые.

Мемуары опасной женщины. Материнство

Она вернулась в Лондон и дебютировала на сцене Королевского театра. Когда весть об этом достигла ушей ее матери, та облачилась в траур, словно дочь ее умерла, и отправила всем друзьям традиционные похоронные записки.

Лола Монтес. Автобиография

Мать назвала меня в честь себя – Элиза. Я часто задумывалась, почему.

Теперь, осенью 1860 года, когда я лежу больная, она решила проделать путь до Нью-Йорка, чтобы повидаться со мной. Зачем женщина, которая отреклась от меня, захотела вдруг навестить свою дочь в конце ее жизни?