Ветер разлуки - Соня Мармен

Она оттолкнула котелок. Александер подхватил его и вынул из своих ножен ложку.

– Ешь!

– Не буду! – ответила она и повернулась, чтобы снова лечь.

– Маккалум! Эван умер, но ты-то – нет!

Она порывисто повернулась и посмотрела ему в глаза. Александер подумал, что гнев все же лучше, чем отчаяние.

– Маккалум, возьми себя в руки! Эван не хотел бы, чтобы ты так раскис!

– Хочешь сказать, я радуюсь?

Эти слова стегнули Александера больнее, чем хлыст. Летиция закрыла глаза, силясь сдержать слезы. Она знала, что нельзя позволять себе совсем раскиснуть.

– Ты прекрасно знаешь, что я хотел сказать. Тебе нужно взять себя в руки и осуществить ваш замысел.

– Без него я не смогу, Алекс. Как ты не понимаешь? В одиночку у меня не выйдет.

Он не нашелся с ответом. Это была правда. Но если Летиция откажется от идеи побега, ее неминуемо ждет разоблачение. Что ж, он ей поможет! Это его долг. Преисполненный решимости спасти ее, даже если сама она этого не желает, Александер зачерпнул ложкой рагу и поднес к губам молодой женщины.

– Открывай рот!

Она подчинилась, как это делают дети. Летиция апатично пережевывала и глотала каждый кусочек, пока котелок не опустел. Покончив с едой, она выпила воды и взяла трубку, которую Александер набил табаком и зажег.

Оба думали о своем. Стук дождя о палатку заглушал остальные шумы, кроме смеха и песен. Александер различил громкий голос Мунро, декламирующий стихи. Мало-помалу гомон затих, превратился в шепот. Даже выстрелы смолкли. Наступила полная тишина. Кто-то взял в руки скрипку и робко прошелся смычком по струнам. Обрамленный изысканными музыкальными арабесками, зазвучал голос чтеца:

– Lìon deoch – slànte Theàrlaich, a mheirlich! Stràic a’chuach! B’ì siod an ìocshlàint’ àluinn, dh’ath – bheòthaicheadh mo chàileachd, ged a bhiodh am bàs orm, gun neart, gun àgh, gun tuar. Rìgh nan dùl a chur do chàbhlaich oirnn thar sàl ri luas![73]

Александер закрыл глаза. Сколько раз, сидя у костра с товарищами, чьи изможденные лица заросли щетиной, слушал он эту трогательную поэму во время кампании 1745 года! Ностальгия захлестнула его, и он прошептал:

– Разверните же паруса – прочные, надежные и белые как снег – на крепкой сосновой мачте и поплывем по океану! Эол обещал послать восточный ветер нам в помощь…

– …и Нептун успокоит бурные воды!

Нежный, как бриз, голос Летиции присоединился к его голосу. Молодая женщина смотрела на него через облако дыма. Ему показалось, что по ее лицу блуждает тень улыбки.

– Ты знаешь этот стих?

– Это «Песнь кланов»[74], верно? Все слышали, и не раз, этот призыв к кланам, которые не могли решить, на чьей стороне им выступить во время последнего восстания! А Мунро – храбрый парень! Читать поэму якобитского толка в английском лагере… Его могут за это повесить.

При упоминании событий того времени на Александера нахлынули видения из прошлого. Он снова закрыл глаза, и перед его мысленным взором замелькали полные ужаса картины. Сколько страданий, сколько подавленной ярости! Поток болезненных воспоминаний захлестнул его, проникая в каждую клеточку тела, заставляя снова пережить моменты, которые он так старался забыть…

Мелкий дождик падал на равнину Драммоси-Мур. Якобиты в синих беретах вот уже час как выстроились несколькими шеренгами. Александер обратил внимание, что Макдональдов разместили на левом фланге. Он догадывался, насколько это огорчило отца и братьев: традиционно место клана было на правом фланге. Еще со времен Баннокберна[75], то есть испокон веков! Почему же в такой ответственный момент их переместили на левый фланг? Ни Джон, ни Колл не могли ему ответить на этот вопрос, они были столь же рассержены и озадачены, как и он сам. И это не предвещало ничего хорошего…

Мальчики спрятались в высокой траве на самой окраине болотистой равнины. Замерзшие бойцы переминались с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. Неподалеку кучка любопытных местных жителей затянула двадцатый псалом – молитву за царя: «Господи! Спаси царя и услышь нас, когда будем взывать к Тебе…»

Воины побросали пледы на землю, и полы их килтов колыхались на ветру. Над равниной неслась песнь волынки. И только солнце не вышло озарить своим светом сталь широких обоюдоострых мечей. Оно не желало смотреть на кошмар, которому вот-вот суждено было начаться. Небо было мрачным, а тучи шли так низко, что Александеру казалось, что до них можно дотянуться рукой. Ему так хотелось стоять там вместе с остальными…

Вдалеке виднелась тонкая красная черта – войско англичан. Волынка завибрировала от неистового волнения, и хайлендеры стали выкрикивать свои боевые девизы, звучавшие как песнь славы. Но во всем этом чувствовалась фальшь… А красная черта все растягивалась и растягивалась под гул барабанов… У англичан были пушки, много пушек, готовых изрыгнуть смерть на тысячи людей… ради какого-то короля.

Александер не заметил, как Летиция придвинулась ближе, и невольно отшатнулся, когда она погладила его по щеке.

– Почему ты плачешь?

– Я не плачу.

Он отвернулся так стремительно, что она вздрогнула. Он ужасно разозлился на себя за то, что утратил выдержку на глазах у женщины, которая сама нуждается в утешении.

– Нет, ты плачешь!

Она стерла слезу и показала ему мокрый палец, потом присела рядом и протянула ему свою трубку.

– Я знаю, кроме смерти Эвана, есть еще что-то, что тебя огорчает. Рассказывай!

– Нечего рассказывать! – процедил он сквозь зубы.

– Алекс, мне и так тяжело! В другой день я бы отступилась, но… не сегодня.

Он вернул ей трубку. Острый запах табака распространился по палатке, от дыма защипало в глазах.

– Я вспомнил Каллоден. Ты наверняка слышала, как это было…

– Ты там был?

– Да.

– В то время ты был совсем мальчик!

– Мне было четырнадцать.

– И ты участвовал в бою?