Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

— Когда?

— Сейчас же. Завтракаем и выступаем; силы нам понадобятся.

Тимасий развернул коня и поскакал в сторону лагеря. Труба возвестила о том, что еда готова.

— Ладно, завтракаем, переходим на ту сторону, расправляемся с этими и идем дальше. Всего-то? Да, легко сказать. Но насколько глубока река?

— Сейчас посмотрим, — ответил второй всадник, спешился и стал спускаться. Первый последовал за ним, и, прикрываясь щитами, они ступили в воду и двинулись к середине потока. Армены держались на некотором расстоянии; казалось, происходящее их не интересует. Вероятно, они знали, что будет дальше.

Я тоже сразу сообразила, что к чему.

— Осторожно! — закричала, и в то же мгновение первый воин поскользнулся, и поток понес его. Второй пытался поймать товарища, но тоже поскользнулся и упал в бурные волны, стараясь ухватиться за что-нибудь. Лошади заржали, затопали копытами и, путаясь ногами в узде, устремились вслед за своими хозяевами.

Я принялась кричать:

— Помогите им! Сюда, сюда!

Несколько воинов сообразили, в чем дело, и прискакали, но вскоре остановились, понимая, что с судьбой бороться бесполезно.

Софос не шутил. После завтрака армия построилась колонной по пятьдесят человек в ряд и быстро двинулась к реке. Несколько человек остались охранять лагерь и защищать его с тыла от кардухов, продолжавших кричать и протяжно трубить в рог. Создавалось впечатление, что число их постоянно растет.

Быть может, воины узнали, что недавно произошло, но, очевидно, иного плана просто не было, и армия двинулась вперед. Голова колонны вошла в реку, но дно покрывали камни, скользкие от водорослей, и устоять на ногах оказалось очень трудной задачей. Одни поддерживали других, но не успели воины добраться и до середины реки, как вода уже доходила им до самой груди. Течение было столь сильным, что вырывало из руки щиты, и удержать их представлялось практически невозможным. Кое-кто попытался поднять их над головой, но армены обрушили на наших град стрел и щиты немедленно опустили вниз, чтобы защитить грудь и живот. На моих глазах армия сражалась с рекой, но борьбы была неравной, сила потока — непреодолимой, а вода — ледяной. Вскоре несколько раз протрубила труба, призывая к отступлению, и греки двинулись обратно, таща за собой раненых и громко призывая лекарей.

Мы очутились в ловушке. Врагам оставалось только ждать. Кардухи начинали спускаться, шаг за шагом. Армены не двигались, Софос отправил в сторону гор несколько отрядов легкой пехоты, а также критских лучников и метателей копий, чтобы держать кардухов на расстоянии. На протяжении целого дня ничего не происходило, и ощущение бессилия, если не отчаяния, повисло в воздухе над лагерем. Снова наступила ночь.

По крайней мере Листра теперь могла отдохнуть и восстановить силы. Но где же Мелисса? Я нигде ее не видела, хотя с наступлением вечера там и сям во множестве бродили молодые гетеры, а воины за руку отводили их в свои палатки. Быть может, предчувствуя близкий конец, мужчины в последний раз хотели насладиться любовью. Около полуночи несколько фессалийцев и аркадиец собрались вокруг костра и, поужинав, запели.

Это были воины Менона, их мощные, глубокие голоса воскрешали образы долин и гор их земли. Не слишком хорошо разбирала слова, но в этой музыке слышалась такая отчетливая, щемящая гармония, что я прослезилась. И когда в определенный момент пение стало еще громче, превратившись в единый громовой голос, а потом на мгновение слилось с одиноким криком трубы и тут же умолкло, эхо несколько раз отразило его о горы с такой силой, что, казалось, пробудило их от каменного сна. И только проходя мимо потрескивавшего костра, от которого вихрем поднимались искры, только заглянув в лица воинов, освещенные отблесками огня, я поняла, что они издали этот могучий клич, чтобы их услышал он, Менон, из подземного мира мертвых.

Я бродила по лагерю, покрыв голову платком, и слушала. Слова накладывались на слова, порой слышала жалобы, сетования, кашель. Воспоминания, ругательства, речи, полные сдерживаемого гнева, страха, грусти. Крики животных, тяжелое дыхание тел, сплетенных в восторге любви, граничащей со смертью.

Я вернулась в палатку и обнаружила, что она по-прежнему пуста: Ксен с другими полководцами отправился на поиски пути к отступлению, хотя все уже, казалось, было предрешено и долгий поход близится к завершению. На мгновение мне почудилось, будто я вижу, как среди стволов деревьев колышется что-то белое — неясный, ускользающий призрак, — потом все пропало. Мертвые пришли за нами…

Тем временем случилось непредвиденное.

Как я узнала позже, два воина, которых смыло течением — Эпикрат и Архагор, в составе отряда занявшие холм, господствовавший над перевалом, — что есть мочи боролись с водой. Много раз они пытались ухватиться друг за друга, чтобы объединить усилия, но могучий поток разделял их, а доспехи тянули на дно. Парней все время болтало из стороны в сторону, било о глыбы, камни и выступы скал, при каждом ударе они испытывали острую боль. Ледяной холод пробирал воинов до костей, дышать становилось все труднее.

Вдруг, уже теряя сознание и отдаваясь смертельным объятиям реки, Архагор увидел перед собой ствол дерева, упавший в воду. То был огромный дуб, еще цеплявшийся корнями за берег, но течение уже почти подмыло его и готовилось поглотить поверженного колосса. Архагор из последних сил уцепился за ветку и почувствовал, как его хватает за ногу Эпикрат, тоже заметивший шанс к спасению.

Это движение чуть не оторвало Архагора от опоры, но он, сообразив, в чем дело, еще крепче обхватил ветку, позволяя товарищу по себе вскарабкаться на дерево. Потом уже Эпикрат помог другу подняться и выбраться из реки. Оба ступили на землю — и в то же мгновение корни дуба с сухим треском оторвались от почвы, и пенные воды унесли его прочь. Придя в себя, греки побрели по обрывистому берегу, вверх по течению, намереваясь добраться до лагеря, прежде чем армия выступит, сочтя их погибшими.

Изнемогая от усталости, совсем одни в незнакомом краю, они вступили в бой со временем. Шли, стиснув зубы, превозмогая боль от ушибов и ран, полученных от ударов о скалы, пока бурное течение несло их. Воины не обращали внимания на голод, холод и ледяной ветер, проникавший сквозь мокрую одежду, останавливались лишь тогда, когда судороги били тело. Отдохнув, следовали дальше, подстегиваемые желанием добраться до товарищей.

Наконец бледная заря осветила громады гор и лесов, а из каменистой пропасти послышался голос реки, яростно низвергавшейся с кручи. Архагор и Эпикрат заглянули в бездну и увидели, что в расселине рождается приток, река у гор течет широка и спокойна и лишь в середине течение быстрое. Приток намыл слой песка и гальки, замедлявший течение там, где расстояние между двумя берегами было наибольшим.

Отдыхая, греки заметили, как на противоположной стороне старик, женщина и двое детей входят в пещеру и прячут в ней какие-то узелки, вероятно, содержавшие их скудные пожитки.

— Если они туда перебрались, мы тоже сможем, — пробормотал Архагор.