"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

А утром в четверг, 11 июня, я проснулся и в первый момент не понял — что не так? А потом вдруг осознал — пропало это надоевшее чувство тяжести! Видимо, я просто втянулся и привык к новому положению. Даже мои постоянные спутники, охрана, проявили эмоции — удивленно переглянулись, увидев мою довольную физиономию. А я действительно был доволен. Даже воспоминания об Олесе перешли в какую-то новую стадию — было больно вспоминать, но чернота ушла из груди.

Привычно устроившись за своим столом, с улыбкой посмотрел на ребят. Бесятся, как дети малые. Даже Мелешин попал под «дурное» влияние вчерашних студентов! Детский сад, а не сотрудники НКВД! Только что рожки друг другу не ставят! Наконец они успокоились, и началась нудная работа. Привычно просматривая очередной отчет из госпиталей, я наткнулся на знакомую фамилию — Боннэр. Вчитался и окончательно убедился — она! Так-так-так! И что же здесь у нас? Находится на излечении в Свердловске… А… Понятно… Упомянута как свидетель событий. Все, неуважаемая! Не быть вам женой академика! Быстро набросав служебную записку, я предупредил ребят и отправился к Меркулову.

Владислав Николаевич был на месте и сразу принял меня. Передав ему свое «творение», я стал ожидать решения комиссара. Внимательно прочитав мою записку, Меркулов задумался, при этом он отбивал какой-то ритм пальцами на крышке стола. Неожиданно он встал, несколько раз прошелся вдоль стола и подошел к окну. Постояв так с минуту, он повернулся и спросил:

— Вы считаете, что, несмотря на все изменения, уже существующие в нашей жизни, она может принести вред стране?

— Да, товарищ комиссар государственной безопасности, считаю. Даже не стань она женой Сахарова, она все равно нагадит. И это не зависит от уровня ее жизни или убеждений — реальных или вымышленных. Ее отец расстрелян, а мать сослана, и этого достаточно. Она — мстительный, умный враг! Не мне судить, насколько было справедливым решение по ее родителям, но я считаю, что именно это сделало ее Врагом.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант. Спасибо за ваше мнение. Мы обязательно учтем его при принятии решения. — Вернувшись за стол, с улыбкой спросил: — А как новенькие у вас себя чувствуют?

— Нормально, товарищ комиссар. Только пацаны они совсем.

— Это не страшно, — еще шире улыбнулся Меркулов. — Быстро повзрослеют.

Поговорив еще немного о ребятах, я попросил разрешения и направился к себе.

Только вошел в кабинет, как Слава Коломийцев «обрадовал» меня:

— Товарищ старший лейтенант! Только что звонил полковник Судоплатов! Просил, чтобы вы сразу после возвращения от товарища Меркулова зашли к нему с каким-то списком.

— Спасибо, Слава. — Я взял из сейфа несколько листов со списком книг и фильмов, о котором просил Судоплатов, и направился к полковнику. Судо-платов не тот человек, чьи просьбы можно игнорировать.

Павел Анатольевич сидел, зарывшись в какие-то бумаги, но, увидев меня, сразу отложил их в сторону.

— Товарищ полков…

— Садись, — прервал он меня и улыбнулся: — Будем считать, что представился. Ну, что за список у тебя?

Было заметно, что он еле сдерживает нетерпение. Неужели для него действительно так важна эта информация? Уткнувшись в бумаги, он время от времени хмыкал, делая пометки. Помимо названий книг и фильмов, в списке были сделаны пометки — о чем то или иное произведение. Естественно, только с теми, которые я хорошо помнил. Наконец, Судоплатов закончил изучать мой список и откинулся на спинку стула. Пару минут мне казалось, что он смотрит сквозь меня, настолько отсутствующим был взгляд полковника.

— Спасибо за список, Андрей Алексеевич, — неожиданно заговорил Судоплатов. — Что же, придется вам потерпеть общение с медиками. Пойдемте.

Через десять минут мы были в знакомой камере с серьезными ребятами в белых халатах. Последнее, что я слышал, было ненавистное «ваши веки становятся тяжелыми»…

За последующие три дня мне еще дважды приходилось общаться с «мозговедами». Не знаю, насколько успешной была работа медиков, но Судоплатов не выглядел разочарованным, скорее наоборот. А вечером 15 июня появился Мартынов. Рассеянно выслушав мой доклад и познакомившись с пополнением, Мартынов направился к себе, приказав следовать за ним. Зайдя в кабинет, Мартынов недовольно покосился на запылившийся стол, вздохнул, достал из сейфа бутылку коньяка с рюмками.

— Садись, заместитель. — Он грустно усмехнулся: — Примем по пять капель…

С удивлением глядя на командира, я послушно сел и взял рюмку. После утвердительного кивка Мартынова выпил и закурил папиросу из его портсигара. Задумчиво затягиваясь ароматным дымом, Александр Николаевич смотрел то на крышку стола, то на стену, стараясь не зацепить взглядом меня. Наконец он принял какое-то решение, налил еще по «пять капель».

— Андрей, нашли мы твоего предка…

Я аж привстал, но сдержался и стал молча ждать продолжения.

— Нашли, — повторил Мартынов. — Вернее не его, а место его гибели. Погиб он. Геройски погиб. После выхода из окружения и легкого ранения он попал под Смоленск. Прикрывая эвакуацию госпиталя, погиб взвод, возглавляемый старшим сержантом Сергеевым Андреем Николаевичем. По рассказам выживших, взвод твоего предка успел уничтожить до двух взводов немецкой пехоты и три танка, но… Сам понимаешь, Андрей… Давай, помянем старшего сержанта Сергеева.

Молча выпив коньяк, я закурил и задумался. Судьба, мать ее! Но теперь хоть родня знать будет точно, что с ним произошло. Уйдя в свои мысли, я не сразу понял, что Мартынов что-то продолжает говорить. Спохватившись, я вслушался в его слова.

— …вот и получается, что он в группу не вернется.

— В смысле, не вернется, Александр Николаевич? Кто?

Мартынов удивленно посмотрел на меня, но, видимо, понял, что я думал о своем деде, и повторил:

— Орлов в группу не вернется. К Абакумову переводят после выздоровления. А с Яшей вообще непонятно… Ухудшилось его состояние вчера. Врачи пока не понимают, в чем дело. Вот такие хреновые дела, Андрей.

Помолчав пару минут, Мартынов убрал коньяк и отошел к окну.

— Ладно. Иди к ребятам, работай, — тихо сказал он, не поворачиваясь ко мне. — И еще… Будь повнимательнее. Иди.

Интерлюдия.15.06. 1942 г. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина

— Ну, Лаврэнтий, чем обрадуешь?

Сталин, раскуривая трубку, посмотрел на наркома. Настроение у вождя было хорошим — обстановка на фронтах складывалась таким образом, что можно было, с известной долей осторожности, говорить о начале перелома в войне. Очень похоже, что немцы начали выдыхаться. Именно такое впечатление сложилось у Иосифа Виссарионовича по итогам сегодняшних докладов, озвученных на совещании ГКО.

— Есть чем, Иосиф Виссарионович. — Берия тоже был в приподнятом настроении. — Операция «Оракул» продвигается успешно. Даже лучше, чем ожидалось. Использование групп Мартынова, Петрова и Гоберидзе в качестве первичных фильтров полностью себя оправдало. Основная аналитическая служба избавлена от массы ненужной черновой работы, что дало хорошие результаты. За последние два месяца вычислены пять разведывательных сетей немцев в разных районах страны. Три мы вынуждены были уничтожить, а две работают под нашим полным контролем. Помимо этого, найдены два шпиона-одиночки. Оба задержаны, ведутся следственные мероприятия. По рекомендациям аналитической группы, в том числе благодаря информации Максимова, проводится отбор специалистов. С фронтов отозвано 238 человек, из ГУЛАГа в специализированные отделы переведены 53 человека. Во многом благодаря этому можно с уверенностью говорить — наша промышленность выходит на новый уровень! В октябре месяце будут выпущены опытные образцы аккумуляторов нового типа, а к началу следующего года они уже пойдут в серию.