"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

Остановившись, он что-то тихо пробурчал себе под нос по-грузински и спросил:

— Все?

— В основном да, Иосиф Виссарионович. Осталась только идея Максимова, которую в целом одобрили аналитики. Что интересно, сегодня подобную идею изложил и Стасов в рапорте на имя Мартынова.

— Ну, давай послушаем. — Сталин вновь сел на свое место. — Что там за идея?

— Предлагают присоединиться к Парижской конвенции по охране промышленной собственности — патентов.

— Интэресно. Обоснование есть? Что это даст нам?

— Деньги, Иосиф Виссарионович. Аналитики утверждают, что многое из того, что нам теперь известно, вот-вот откроют и запатентуют в других странах. Некоторые вещи мы пока просто не можем выпускать. Естественно, что это не касается вооружений и оборонных направлений.

— Этот вопрос очень непростой, Лаврэнтий. Оставь мне все бумаги, я подумаю. Если у тебя все, то иди. И не забудь: послезавтра рапорт Стасова — на моем столе!

Утром 13 июля я проснулся в прекрасном настроении. Дела шли хорошо, рапорт Мартынову понравился, а еще вчера вечером сняли усиленный режим несения службы и разрешили ночевать дома. А то надоело спать в кабинете, да и как-то не комфортно это там делать. Выйдя в привычной компании из подъезда, я прислушался к музыке, доносящейся из репродуктора, и с удовольствием стал напевать знакомую песню:

— Я снова поднимаюсь по трево-о-ге

И снова в бой, такой, что пулям тесно.

Ты только не взорвись на полдоро-о-ге,

Товарищ сердце! Товарищ сердце!..

Один из охранников удивленно покосился на меня, а второй явственно поморщился. Подумаешь! Сам знаю, что на моих ушах с медведем еще и слон потоптался! И голосом моим только «Занято!» кричать в общественной уборной. Для себя-то я могу мурлыкать? Вот и терпите теперь! Интересно, а как руководство отбирает песни, которые можно исполнять? Да и исполнителей? Песня звучит еще лучше, чем мне помнилось по прошлой жизни. И голос у певца шикарный. Нужно узнать, а пластинки уже есть с новыми песнями?

Размышляя об этом, доехал до управления и пошел к себе. Только вошел в кабинет, как затрещал телефон. Они что, специально рассчитывают момент, когда я войду? Поднял трубку и услышал напряженный голос Мартынова:

— Ты, Стасов? Бегом ко мне!

С удивлением посмотрев на трубку, я пожал плечами и побрел к командиру. На кой я ему понадобился «со-сранья пораньше»?

Встретил меня Мартынов… странно как-то. По-иному не могу сказать. Предложил садиться и уставился на меня с непонятной мне жалостью. Я уже начал нервничать, вспоминая все свои реальные и выдуманные грехи, когда он заговорил:

— Тебе говорили, что ты доп…я? Говорили. Вот и случился великий день, когда твой язык привел тебя в интересное положение. Либо ты утонешь, либо… — Он замолчал и задумчиво уставился на свой сейф. Приняв какое-то решение, Мартынов подошел к сейфу, налил себе коньяка, выпил и, снова убрав все в сейф, вернулся за стол.

— Товарищ старший майор! Да что случилось-то? — Я всерьез занервничал.

— Ничего не случилось, Андрей, ничего. Вчера Лаврентий Павлович сообщил товарищу Сталину, что сотрудник НКВД Стасов, являющийся пришельцем из будущего, рассуждал на тему излишней доброты товарища Сталина к врагам государства. Особенно в национальных вопросах и структуре партии.

П…ц! Я сидел и думал. Сейчас меня грохнут или попозже? Или ограничатся водворением в камеру, без права выхода?

— Рассуждал, Андрей? — Мартынов смотрел на меня понимающим взглядом.

— Так когда это было, товарищ старший майор?!

— Когда бы ни было! Главное то, что это было!!! — Мартынов хлопнул по столу, жестко взглянув мне в глаза. — Сам был должен понимать, о чем говорить, а о чем…

— Александр Николаевич! Я же правду говорил! А зачем товарищ Берия рассказал об этом?

— Правду, правду… — проворчал Мартынов. — Пойми, Андрей, что люди уровня Лаврентия Павловича в таких делах НИЧЕГО не делают просто так. Если он сообщил о твоих рассуждениях именно сейчас, значит, ТАК НУЖНО! Короче, так, товарищ старший лейтенант. К семнадцати ноль-ноль подготовьте рапорт на имя наркома НКВД товарища Берия. В рапорте вы должны отразить все, что вы считаете «излишней гуманностью товарища Сталина». Помимо этого, вы должны отразить ваше виденье решения этих же вопросов, желательно с обоснованием ваших гипотетических действий. Вам все ясно, товарищ старший лейтенант? Выполняйте!

Сказать, что вернулся к себе я охреневшим, — значит не сказать ничего! Отмахнувшись от вопросов ребят, я взялся за рапорт. Не зря говорят, что п…ть — не кули ворочать! Одно дело болтать о неправильности тех или иных действий (по твоему мнению) руководителя страны, и совсем другое — обоснованно предложить свое решение. Ладно. Что будет, то будет! Напишу так, как считаю, а там — как кривая вывезет! Успокоившись и приняв решение, я взялся за ручку. Начнем с внутренней политики. С Кавказа… Блин. Как бы сейчас пригодился Интернет! А так… слишком мало помню. Черт с ним. Посчитают нужным — вытянут все на эту тему. Благо, что теперь еще Максимов есть. Значит, начнем с Нагорного Карабаха, вернее, включение армяноязычного района в Азербайджан. Теперь о «великом вайнахском народе». Пока с ними Иосиф Виссарионович ничего не делал, но я знаю, чем закончилось переселение этих гадов. Горцам будет приятно осваивать плато Путорана. Красиво там, просто сказка! Глядишь, работать научатся. Крымские татары… этих переселить на Новосибирские острова. Остров Котельный просто создан для них! Пусть наслаждаются и дальше морским климатом. Прибалтика. С ними посложней. Хотя… Поселить с вайнахами, и все дела! Пусть между собой решают — кто из них круче. А нех было Дудаеву рукоплескать! Теперь что касается самой России. Отменить все национальные образования! Никаких АО, республик и тому подобного. Незаметно для себя увлекся. Вернулся к реальности, когда меня хлопнул по плечу Зильберман:

— Мартынов звонил, ждет тебя с бумагами.

— А? А сколько времени? — Я огляделся.

— Половина пятого. — Яша глянул на часы и покачал головой: — Ну ты заработался…

— Заработаешься тут. Когда хрен к заднице на толщину трусов подкрадется, еще больше пахать будешь. — Я глянул на стопку исписанной бумаги, лежащую передо мной. Ни фига понаписал! Ладно, поздно вникать в свою писанину, тем более что я и так заканчивал. Сложив бумаги в папку, я направился к Мартынову.

Александр Николаевич взглянул на принесенную папку, хмыкнул, мельком посмотрел несколько листов и вздохнул:

— Иди домой, Андрей. Выпей водки и ложись спать. Лицо у тебя… — Он покачал головой и махнул рукой, давая понять, что я свободен.

Интерлюдия.13.07.1942 г., кабинет наркома НКВД Л.П. Берия

— Ты сам-то читал? — Лаврентий Павлович кивнул на папку. — Или не глядя принес?