Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего - Дженни Климан

Но, возможно, больше всего эта технология эмансипирует ту часть населения, которая не родилась женщинами. Для мужчин-оди­ночек, мужчин-геев и трансгендерных женщин, отчаянно мечтающих о собственных биологических детях, искусственная матка символизирует ключ к репродуктивному равноправию.

***

Сейчас 18:30, пятница, и лондонский мартини-бар Barbican бурлит. За бархатной веревкой и табличкой «Прием по случаю Фестиваля фертильности — только по приглашениям» женщины под и за 40 окружают Майкла Джонсона-Эллиса. Он знакомит всех со всеми, как сводник, пожимает руки правой, пока левая занята эспрессо-мартини.

Только что вместе с мужем Уэсом Майкл произнес на Фестивале фертильности речь под названием «Кто здесь папочка?» обо всех неловких и оскорбительных вопросах, которые им задают, когда узнают, что они обращались к суррогатной матери. Известные как ДваПапочки (TwoDaddies), Джонсоны-Эллисы — блогеры из Вустершира, продвигающие суррогатное материнство в Великобритании и ведущие онлайн-группу поддержки для потенциальных отцов. Они вместе с 2012 года и женаты с 2014-го, сейчас они растят двухлетнюю дочь Талулу и старшую дочь Уэса от предыдущих гетеросексуальных отношений, а также ожидают сына.

Майкл замечает меня и машет рукой, подзывая на место потише у балкона. Мы опускаемся в одно из кресел-бочонков, и он приступает к рассказу о «пути», который прошли они с Уэсом, чтобы стать родителями.

— Я был в гетеросексуальных отношениях. Я женился в 20, — говорит Майкл с мягким акцентом брамми [142], посмеиваясь над абсурдностью этой идеи. — Нет, вы представляете?

— Вы всегда хотели детей?

— О боже, да. — Его лицо мрачнеет. — Передо мной встал выбор: остаться в браке и покончить с собой или устроить каминг-аут, но смириться, что я никогда не стану папой. В 2001 году я не знал ни одного гея-отца, так что этот сценарий меня не прельщал. Я насмотрелся, сколько человек в моем окружении вешались, принимали таб­летки, и не хотел так же поступать со своими родителями. Я был на распутье: променять отцовство на счастье с любимым человеком — или быть в отношениях, где у меня будут дети, но кончится все плохо.

Ко времени его знакомства с Уэсом мир уже изменился: гей-пары начали заводить детей.

— Наверное, в первую же неделю наших отношений я спросил его: «Слушай, я сейчас реально покажусь психопаткой, но ты хочешь детей?» — Через месяц они съехались. Несколько недель спустя обручились. — А потом через год мы такие: «Так. И как нам создать семью?»

К нам присоединяется Уэс с розовым мартини. Извиняется за опоздание: «Сегодня все хотят до нас дорваться».

Для пары, которая любит действовать быстро, суррогатное материнство было мучительно медленным процессом. Три с половиной года они провели только в попытках понять, как осуществить эту затею.

— Мы рассматривали Непал, Индию, Таиланд, Гвадалахару… — говорит Майкл.

— Пока мы этим занимались, все менялось… — добавляет Уэс.

— Все обламывалось, — кивает Майкл. — Мы начали с Таиланда, а потом все испортили австралийцы из-за того дела. — Он имеет в виду дело Гамми. — Потом Индия выступила против геев, и надо было притворяться женатым на суррогатной матери.

— А потом ведь еще было землетрясение в Непале? — спрашивает Уэс.

— Да, погибла куча эмбрионов. Потом мы отправились в Испанию, в клинику со связями в Мексике, и все почти получилось. И помню, как спросил управляющего клиники: «Сколько британцев уже уезжали с собственным ребенком?» — «Ну, пока нисколько». И я такой: «Не-не-не».

Уэсу казалось, что проще было бы договориться о сделке с женщиной за границей.

— Когда решаешь обратиться к суррогатной матери, в голове мелькают самые естественные вещи — типа, не сбежит ли она с ребенком? Для меня выбор заграницы был самым очевидным решением. Поездка за границу снизила бы риски. Мы бы получили ребенка, вернулись в Великобританию и больше никогда бы ее не увидели. Связь обрублена — и мы снова в своем мире. И нет шансов столкнуться с ней в супермаркете.

Когда вариантов оставалось все меньше, Майкл завел аккаунт на международном сайте surrogatefinder.com, и через четыре недели ему написала британка с предложением о встрече. Они поехали познакомиться с ней и ее мужем и впервые за долгое время почувствовали, что все теперь будет хорошо. Она выносила их дочь Талулу, а теперь беременна их сыном.

— Теперь она часть нашей жизни, чего мы никогда не хотели и не задумывали, — говорит Уэс.

— Отношения с ней совсем не те, каких мы хотели в начале, но теперь и представить себе не можем, как могло быть иначе, — добавляет Майкл.

— Мы хотели очень четких товарно-денежных отношений, но вообще-то теперь нам очень комфортно, мы уже рассказали Талуле, кто она такая, как произвела ее на свет.

— Талула знает, что она вынашивает ее братика, а когда он вырастет, то приедет к нам домой.

Похоже, они бы охотнее выбрали то, что Анна называла «эктогенетическим инкубатором», но в их планы вмешалось человеческое тепло, и они довольны тем, как все обернулось. Конечно, в случае искусственной матки не будет никаких деликатных отношений; не придется полагаться на чужое слово и не с кем будет сталкиваться в супермаркете, попадая в неловкую ситуацию.

Талулу зачали с помощью спермы Майкла и яйцеклетки донора со светлыми волосами и голубыми глазами, как у Уэса. Уэс — биологический отец сына, которого они ожидают сейчас, зачатого от яйцеклетки донора с более смуглой кожей, как у Майкла. В будущем однополым родителям не понадобится подбирать внешность донора: через несколько десятилетий ученые смогут производить сперму и яйцеклетки из клеток кожи. (Японские ученые уже добились немалого успеха с клетками мышей [143], но человеческие половые клетки — пока другой разговор.) И мужчины, и женщины смогут дать как яйцеклетки, так и сперму, в зависимости от того, чего требуют их отношения.

Уэс и Майкл всегда хотели родных детей, усыновление было не для них. Говорят они это почти извиняющимся тоном, будто я подумаю, что они недостаточно любят детей, если не готовы рискнуть с неизвестной переменной, усыновив ребенка из приюта. Гетеросексуальным парам так оправдываться не приходится.

И все же они поняли, что биология не так важна, как они думали.

— Мне пришлось смириться с тем, что Майкл — биологический отец нашей дочери, и я не знал, какие у нас с ней будут отношения. Но с самого дня ее рождения стало кристально ясно…

Майкл прослезился.

— О, сейчас расплачусь…