Сервантес - Андрей Красноглазов

В последней четверти XVI века испанский рыцарский роман, представленный сочинениями в традициях Фелисьяно де Сильвы, окончательно вырождается и вульгаризуется. До бесчисленности разрастается пантеон героев — «размноженных фигур шаблонного рыцарского типа». Однако популярность этого чтива вовсе не падает, число изданий подобного рода растет, с 1580-го по 1604 год вышло около 45 рыцарских романов. Таким образом, Сервантес как раз вовремя подоспел со своим «Дон Кихотом». В Испании второй половины XVI века рыцарские романы имели огромный успех. Ими одинаково зачитывались представители всех классов и сословий: короли, гранды, идальго, купцы, ремесленники и даже крестьяне. По популярности этот литературный жанр можно сравнить с телевизионным жанром конца XX века — «мыльными операми». Сериалы в России, например, смотрят все, от мала до велика, невзирая на образование и социальное положение. По существу это те же рыцарские эпопеи, только соответствующие интеллектуальному и индустриальному развитию общества и более дифференцированные. Для женщин — это бразильские «мыльники», для мужчин — «Крутой Уокер», для детей — «Дядюшка Скрудж и К» и т. д. Об ошеломляющем успехе у читателей романов о похождении рыцарей сохранилось множество свидетельств современников. Фразы типа «нам казалось, что мы попали в такое место, о котором читали в рыцарских романах», «…мы были поражены и говорили друг другу, что город этот походит на описываемые в книге об Амадисе очарованные места…» и тому подобные сплошь и рядом встречаются в самой разнообразной литературе этой эпохи. И всем было абсолютно понятно, что значит «очарованные места Амадиса». В «Дон Кихоте» также имеется множество мест, демонстрирующих вездесущность рыцарских романов. Например, в главе 1: «Не раз приходилось нашему кабальеро спорить с местным священником (даже священники! — А. К.) о том, какой рыцарь лучше: Пальмерин Английский или же Амадис Галльский. Однако маэсе Николас, цирюльник из того же села, утверждал, что им обоим далеко до рыцаря Феба, что если кто и может с ним сравниться, так это дон Галаор, брат Амадиса Галльского». В 32-й главе 1-й части Сервантес не только демонстрирует широкое распространение рыцарских романов, но и их различное восприятие:

«— Не понимаю, как это могло случиться (говорит хозяин постоялого двора. — А. К.). По мне лучшего чтива на всем свете не сыщешь, честное слово, да у меня самого вместе с разными бумагами хранится несколько романов, так они мне поистине красят жизнь, и не только мне, а и многим другим: ведь во время жатвы у меня здесь по праздникам собираются жнецы, и среди них всегда найдется грамотей, и вот он-то и берет в руки книгу, а мы, человек тридцать, садимся вокруг и с великим удовольствием слушаем, так что даже слюнки текут. О себе, по крайности, могу сказать, что когда я слышу про эти бешеные и страшные удары, что направо и налево влепляют рыцари, то мне самому охота кого-нибудь съездить, а уж слушать про это я готов день и ночь.

— Да и я их не меньше твоего обожаю, — сказала хозяйка, — потому у меня в доме только и бывает тишина, когда ты сидишь и слушаешь чтение: ты тогда просто балдеешь и даже забываешь со мной поругаться.

— Совершенная правда, — подтвердила Мариторнес, — и скажу по чести, я тоже страсть люблю послушать романы, уж больно они хороши, особливо когда пишут про какую-нибудь сеньору, как она под апельсинным деревом обнимается со своим миленьким, а на страже стоит дуэнья, умирает от зависти и ужасно волнуется. Словом, для меня это просто мед.

— А вы что скажете, милая девушка? — спросил священник, обращаясь к хозяйской дочери.

— Сама не знаю, клянусь спасением души, — отвечала она. — Я тоже слушаю чтение и, по правде говоря, хоть и не понимаю, а слушаю с удовольствием. Только нравятся мне не удары — удары нравятся моему отцу, а то, как сетуют рыцари, когда они в разлуке со своими дамами; право, иной раз даже заплачешь от жалости.

— А если бы рыцари плакали из-за вас, вы постарались бы их утешить, милая девушка? — спросила Доротея.

— Не знаю, что бы я сделала, — отвечала девушка, — знаю только, что некоторые дамы до того жестоки, что рыцари называют их тигрицами, львицами и всякой гадостью. Господи Иисусе! И что же это за бесчувственный и бессовестный народ: из-за того, что они нос дерут, честный человек должен умирать или же сходить с ума! Не понимаю, к чему это кривляние, — коли уж они такие порядочные, так пускай выходят за них замуж: те только того и ждут».

Весьма интересное наблюдение автора из «Дон Кихота» — в рыцарских романах каждый находил то, что было интересно именно ему, — мужу — мужево, жене — женово, дочери — дочерево.

О том, что эти произведения действительно производили на эмоции и чувства читателей впечатление необычайное, повествует и Франциск Португальский в книге «Искусство светского обхождения». Он рассказал об одном своем вельможном родственнике, который, однажды придя домой, застал всю свою семью рыдающей над «Амадисом». Оказалось, что они только что прочитали о его кончине.

Известный исследователь Марселино Менендес-и-Пелайо полагал, что успех этого жанра заключался в том, что он развлекает и взывает к добрым чувствам, сюжеты динамичны и основаны на принципе «узнавания». Привлекало читателя и использование в этом типе романа вечных тем: любовь, разлука, смерть, предательство, борьба добра и зла (добро всегда торжествует). И все это происходит в неком идеальном мире, где все невозможное возможно. Роман благодаря всем этим нехитрым премудростям целиком поглощал внимание своего читателя.

Рыцарские романы, наверняка на подсознательном уровне, отвечали общему умонастроению эпохи. Хотя героями были вымышленные рыцари, все события происходили в нереальном, фантастическом мире и подавались в идеализированном виде, сами герои и их подвиги были близки людям, которые были воспитаны на идеалах Реконкисты, борьбы за христианскую веру и родную землю. Рыцари и преданные им дамы демонстрировали те же качества, которыми хотел бы обладать любой мужчина и любая женщина, потому в их сердцах эти романы находили горячий отклик.

И наконец, как мы уже писали, рыцарские романы — это просто интересное и занимательное чтиво для всех сословий и возрастов, но зацикливаться на этом жанре — значит обеднять свою душу, мировоззрение. А половодье рыцарских романов грозило и для самой литературы застрять в тупике. Заметим, что Сервантес был не первым художником, который критически-сатирическим оком взглянул на этот вид литературы.

Еще Ренессанс развил и заострил эту традицию, что видно на примере писателей итальянского Возрождения — Ариосто, Пульчи, Боярдо и других авторов конца XV века. Они представляли своих героев, прославленных и непобедимых рыцарей, то отвергнутыми любовниками, то обманутыми простодушными поклонниками. Бесспорно, до буквально гротескных сцен «Дон Кихота» им далеко, но сам комический элемент уже присутствует в произведениях строго героического характера. Сервантес знал труды как Боярдо, так и Ариосто, что явствует из текста «Дон Кихота», но в отличие от итальянских авторов он первый создал подобное произведение в прозе — роман, а не стихотворную поэму, как его предшественники.

В самой Испании нападки на рыцарский роман начались практически сразу же после его появления и не прекращались на протяжении всего «испанского» периода этого жанра. Эти критики, конечно, были интеллектуалами, которые по уровню своего развития не могли прельститься досужими похождениями странствующего рыцарства.