Возгарка I - Ксения Ахметшина

поплатились за тот выбор, который я сделал, спускаясь в темноту подземелья вслед за Вальдемаром.

Потому своим отпрыскам я предпочитаю даже не сообщать о возможности разрыва кровных уз. Новообращённые слишком опасны, чтобы предоставлять их самим себе.

Ярочка уже спала, ей было хорошо и уютно. Совсем слабые обрывки, только ощущения, но я уже мог разделить их с ней.

* * *

Когда на следующий вечер я выбрался из люка, мы уже отплыли на некоторое расстояние от Нова-Затоки. Остановились в довольно удобной бухточке, а ребята успели прочесать окрестные чащи на предмет нехарактерно крупных волчьих следов.

— Нашли! — ворвался в двери каюты Войко. Волосы в разрезе горловины взмокли от возбуждения, моряк раскраснелся, пока налегал на вёсла, чтобы поскорее меня обрадовать. — Рихард, привет, мальчишка нашёл лапки своего брательника!

Надо же, вот радость-то…

Я наспех поплескал водой в глаза, промочил горло свиной кровью из бурдюка. Надел бригантину, перебросил через плечо портупею сабли и взял рогатину.

— Если я не вернусь, позаботься о рыжей пигалице, — бросил я Войко и направился к ялику, подтянутому к шлюпбалкам.

Однако остановился при виде удивительной картины.

Меня дожидались Радек с Демиром, и вид матросы имели до крайности решительный. Блондин перепоясался ножнами с палашом, и сейчас его рука покоилась на эфесе, защищённом чашей и витыми дужками. Такое оружие мало пригодно для морского боя и больше подобает коннику. Я никогда не спрашивал у Радована, как этот клинок попал к нему: чтобы лишний раз не возникало желание оставить господина Пыжа в порту.

Мурадец никогда без клинка не ходил, а сейчас вооружился сверх того: на его плече висел саадак. Из кожаного тула торчали древка оперённых стрел, налучье прикрывало выгнутые вперёд плечи составного лука. На большом пальце его правой руки я заметил костяное кольцо с язычком, наручи со стальными пластинами защищали предплечья, а торс побрякивал юшманом — разрезной кольчугой, усиленной на груди и спине стальными пластинками с нахлёстом.

Только шишака не хватало, но эту часть своего наследия Демир не уберёг — и одно время я подозревал в пропаже его светловолосого приятеля, но решил не вдаваться, ведь ничего больше со шхуны не исчезло.

— Рихард, мы тут с ребятами перетёрли, — Бронислав вышел вслед за мной, просовывая мускулистую руку в рукав стёганки, — и решили, что не надо тебе встречаться с этой тварью один на один.

— Я позаимствовал одну склянку с аконитом, — сказал мурадец, — вымочил стрелы. Ты же не возражаешь?

— Ребят, вам совершенно незачем рисковать своими… — растроганно начал я.

— Рихард, — Войко положил ручищу мне на плечо. — Замолчи и дай нам поступить, как должно. Думаешь, если эта тварь тебя погрызёт, мы сможем себе простить, что не пошли с тобой? То-то же.

— Хорошо, — уступил я. — Демир, но от кольчуги придётся избавиться. Колечки звенят, ты станешь для зверя заметнее, чем прокажённый с трещоткой на рынке. Наденьте куртки, толку от них мало, но лучше, чем ничего.

На том и порешили.

Войко достал из-под своей койки шестопёр. Хороший такой, габаритный. Его головка с наварными лопастями вполне могла посоперничать с конской башкой — или раздробить хребет слону с одного удара. Мой помощник, несмотря на размеры и физическую удаль, боевому ремеслу никогда не обучался. Так что я подарил ему эту игрушку, когда нам предстояла разборка с некой неблаговоспитанной компанией начинающих упырьков. Одного вида моего великана с такой цацкой хватило, чтобы ребята спешно научились манерам.

Никола никакого оружия не взял, ему не надо. Сейчас, когда мы уже выгрузились на берег, оставив Эмила присматривать за судном, встретивший нас мальчишка выглядел диковато: сидел у комля высокой ёлочки и озирался волчьими глазами. Слишком много бегал в серой шкуре, не отошёл — и придётся обратно в неё закутаться.

Пока проверяли снаряжение, составили небольшой план.

Достаточным временем для рытья волчьей ямы мы не располагали, да и пацан не одобрит столь жестокого обращения с братом, так что обошлись рыболовными сетями, одну из которых я немного заколдовал в меру сил и возможностей.

— Но что, если эта тварь выйдет не на тебя, а на кого-то из нас? — вопросил Радек, ловя лунные блики на сталь клинка.

Мурадец, заводивший жильную тетиву на плечо лука, хмуро покосился на приятеля, но промолчал.

— Не беспокойтесь, он учует только меня, — пообещал я с почти клыкастой ухмылкой.

Вскоре мои сапоги уже топтали перепрелую листву, а ноздри ловили тысячи ароматов. Даже немного тянуло на поэзию.

На излёте лета природа обильно вызревает и плодоносит, но воздух теряет обворожительную прелесть, не дурманит ароматами пыльцы. Почти неслышно птичьих голосов. Утих звонкий свист и пощёлкивание соловьёв — главных воспевателей летних ночей. Не выводят трелей засидевшиеся допоздна дрозды. Не перепевает всех подряд камышовка. Даже совы ухать перестали.

И лишь малиновки изредка насвистывают, обманутые светом фонарей — но то на окраинах городов, а здесь же, в лесном раздолье, моей прогулке аккомпанировали лишь кузнечики. Да и те теряли интерес к стрекотанию под наплывающей сыростью тумана.

Под лесным пологом попадалась давно отцветшая медуница. Лоснились листья копытня, подражая формой лошадиным следам. Торчали узкие перья с опушкой — этой осокой не порежешься, она мягкая, не в пример сортам, растущим у воды. По коре дуба неспешно полз жук-олень. Суетились муравьи, заранее готовя свои хоромы к зимовке.

Мир продолжал жить, растить потомство,