Разговоры с таксистами о жизни и устройстве Вселенной - Чарльз Кокелл

в этом существе такого, что заставляет меня думать о нем как о живом? Забудьте на секундочку о любых своих потенциальных религиозных склонностях и выбросьте из головы всякие метафизические нюансы. Задумайтесь об этом самым практичным образом. Есть несколько вариантов ответа. Во-первых, вы можете сказать, что собака – сложное существо и ее поведение непредсказуемо. Это отличает ее от стола, который стоит недвижно и меняется только под влиянием течения времени и продолжительного использования. Во-вторых, вы можете сказать, что собака способна размножаться. Маленькие столики, скачущие по комнате в результате союза двух больших столов, стали бы темой ужастика на Хэллоуин. Щенок, появившийся на свет от собачьего союза, вырастает из пушистого комочка с заплетающимися лапами в уверенную в себе взрослую собаку. Можно присверлить доску к столу, но сама по себе она не вырастет.

Но как только вы изучите свой список качеств, отличающих собак от столов, вы обнаружите, что многие из них нелегко сопоставить со всеми живыми и неживыми существами. Торнадо, разрушающий окрестности направо и налево, подобно змее в вихре крыш и мусора, не более предсказуем, чем собака: сложное поведение свойственно не только живым. И хотя столы не обладают способностью размножаться, нельзя сказать этого обо всех неживых существах. Кристаллы, растущие в ванне с химическим сырьем, могут распадаться на части и продолжать существовать отдельно – примитивная форма поведения, немного напоминающая размножение. И если вы оставите их в жидкой ванне, они тоже смогут расти, превращаясь из крошечных ядер в агломерации размером с кулак.

Можно продолжать, перечисляя каждую особенность жизни, в попытке определить некую уникальную сущность, но нет ни одной, на которую бы не приходилась парочка исключений. Даже обмен веществ, находящийся непосредственно на территории биохимии, не ограничивается жизнью. Как мы уже выяснили, нет большой разницы между «сжиганием» бутерброда для получения энергии и сжиганием леса. Лесные пожары сжигают органические материалы, такие как деревья, в кислороде и выделяют углекислый газ и воду в качестве отходов. Точно такая же химическая реакция происходит и в нашем организме, хотя и в пределах живых клеток.

Эволюция может показаться последним оплотом. Этот неумолимый процесс мутаций и отбора кажется уникальным для живого. Ведь без генетического кода не может быть эволюции. Но оказывается, что эволюция не ограничивается экологией или даже биологией. Некоторые исследователи заставили молекулы эволюционировать в лаборатории. Даже компьютерное обеспечение может эволюционировать, пусть и самым элементарным способом, примерно как генетический код, но некоторые могут возразить, что такие программы – продукт эволюционировавшего разума, так что не являются однозначным примером эволюции в неживом мире.

Обратная сторона этой монеты также весьма поучительна: многие вещи, которые мы считаем живыми, не обладают характеристиками, которые мы приписываем живым существам. Ваш журнальный столик не способен производить потомство, и это кажется веским основанием для того, чтобы исключить его из клуба живых существ. Но ведь мул тоже не может размножаться. Однако если бы вы увидели мула, тянущего телегу по пыльной дороге, вам было бы трудно отстоять позицию, согласно которой он не жив просто потому, что стерилен с рождения. А как насчет нас с вами и кроликов? Мы тоже не способны размножаться сами. Нам для этого требуется партнер. Можно ли сказать, что одинокий кролик, прыгающий по полю, мертв и оживает он, только вступив в счастливый союз? Мы скатились до абсурда и в процессе утратили позиции в нашей битве за уникальность жизни.

Уже упоминавшийся (в главе 8) физик Эрвин Шрёдингер, знаменитый своим мысленным экспериментом с котом[72], без особого успеха ввязался в эту борьбу. Он размышлял над тем, что жизнь извлекает энергию из окружающей среды, чтобы наводить порядок во Вселенной – создавать себя, превращать атомы в щенков и деревья, и все это с помощью энергии, которая в нашем мире исходит в основном от Солнца. Тем не менее, хотя жизнь, безусловно, направляет энергию Вселенной на сборку сложных организмов, она не одинока в этом отношении. Сложность проявляется и в маленьких завихрениях в вашей чашке кофе, и в турбулентных шариках газа на поверхности Солнца. По мере того, как энергия рассеивается во Вселенной, повсюду возникает временная сложность[73]: там котенок, а тут гигантское и прекрасное солнечное магнитное искажение. Универсальный феномен «возникающей сложности» может принимать изысканную форму в живых существах, но та же физика действует и во многих неодушевленных вещах. Шрёдингер и его последователи, которые исследовали этот феномен, не смогли возвести жизнь на трон.

Вы чувствуете некий градус отчаяния во всем этом? В этих тщетных попытках найти хоть что-нибудь, что отличит живое существо от неживого? Если да, то вы не одиноки. Я тоже его чувствую, как и многие другие.

Проблема с определением жизни таким образом, чтобы категорически отличить ее от не-жизни, заключается в том, что жизнь не сидит на месте и не ждет, когда же мы ее исследуем. Насколько мы можем судить, не существует физической вещи, на которую можно было бы указать и с уверенностью сказать: «Вот это – жизнь». Скорее, жизнь – это свойство объектов, которое мы понимаем интуитивно, и разные люди утверждают, что находят это свойство в разных объектах. Люди изобрели этот термин, поскольку он полезен, но его точные контуры так и не были установлены. Это отличает жизнь от некоторых вещей, которые определить куда легче. Возьмем, к примеру, золото. Вы с легкостью скажете мне, что это такое. Ладно, может, не сразу, но если вы залезете в Интернет, то скоро сможете завалить меня информацией о том, что же такое золото. Сможете сообщить мне температуру его кипения, его атомный номер, электронное строение и многое другое. Философы называют такие вещи естественными видами: объекты или вещества, характеристики которых основаны на базовых физических свойствах, которые мы можем точно определить и перечислить. Жизнь не является естественным видом.

Во всяком случае, пока. Некоторые люди считают, что со временем мы сможем определять жизнь так же, как определяем золото. В конце концов, золото тоже не всегда было естественным видом. (Правда, это зависит от того, какого философа вы спросите. Но не будем об этом.) Если бы вы спросили Аристотеля, что такое золото, он бы пробормотал что-нибудь о материи и форме, возможно, добавил бы что-нибудь о душе и атомах огня и ушел бы, оставив вас таким же растерянным, как и до того, как вы присели спросить его совета под ярким афинским солнцем. Но времена изменились: в конце концов химики тщательно изучили достаточное количество золота, чтобы понять, как устроен этот материал. Теперь, обладая этими с трудом добытыми знаниями, мы можем