Прощальный поцелуй - Тасмина Пэрри

Она накинула легенький ситцевый халат, который привезла с собой, и вынула из сумочки пачку сигарет «Голуаз». Неужели Доминик забыл, что сам купил их недалеко от вокзала д’Орсе?

Она села на край кровати. Такое напряженное состояние ей очень не нравилось. Ей хотелось быть такой же беззаботной, как когда она ела мороженое на Рю дю Бак, впитывая в себя виды и звуки Парижа и чувствуя себя так, будто все остальное значения не имеет.

Она встала и приготовилась уже нервно зашагать по комнате, когда услышала тяжелые шаги на лестнице. Скрипнула, открываясь, дверь, и на пороге появился сияющий Доминик с бутылкой шампанского в руке. Пить его ей почему-то расхотелось.

– Нашел, что хотел? – спросила она, даже не взглянув на него.

– Мне еще нужно было сделать пару звонков, – сказал он и, подойдя сзади, поцеловал ее в шею.

Она отвернулась от него.

– Почему ты не мог позвонить отсюда?

– Потому что номер этот только для нас с тобой. И работа тут ни при чем.

– Нам сюда звонили. На самом деле дважды.

– Кто это был?

– Не знаю. Помолчали и положили трубку.

– Значит, ничего важного, – сказал он и, подойдя к ней сзади, обнял ее за талию. – Как от тебя чудесно пахнет!

Она высвободилась и отошла от него.

Он сел на кровать и внимательно посмотрел на нее.

– Роз, что случилось?

– Тебя не было целую вечность.

– Я просто потерял чувство времени. Нужно было сначала найти табачный киоск, потом телефонную будку…

– Ты бросил меня здесь одну. А на улице уже стемнело.

– Стемнело? – улыбнулся он.

– Я беспокоилась, – с упреком продолжила она. – Когда зазвонил телефон, я сначала подумала, что тебя сбила машина или случилось еще что-нибудь не менее ужасное.

– Прости, мне жаль, – сказал он, беря ее за руку.

– Мне тоже, – отозвалась она довольно резким тоном.

Ей не хотелось выглядеть сумасшедшей. Не хотелось признаваться, что его получасовое отсутствие и два телефонных звонка – просто ошиблись номером, скорее всего, – превратили ее в параноика и заставили проявиться всем неадекватным реакциям, на какие только она была способна.

– Роз, поговори со мной, прошу тебя! – сказал он, беря ее за руку и притягивая к себе, пока она в конце концов не села рядом с ним на кровать.

Она почувствовала, как к глазам подступают непрошеные слезы.

– Все это так тяжело для меня! – наконец сказала она.

– Что тяжело?

– Находиться здесь, в Париже, в этом номере. Наедине с тобой. Я понимаю, что должно произойти. Знаю, что это означает следующий шаг, и я боюсь этого.

– Но это не означает, что нужно бояться, – сказал он, поглаживая ее руку.

Она набрала побольше воздуха в легкие и наконец решилась произнести то, что мучило ее с момента их первого поцелуя.

– Дом, я думаю, что ты меня уже достаточно хорошо знаешь. Ты знаешь, что, если я переживаю из-за чего-то, я переживаю по-настоящему, всем сердцем и всей душой. Раньше это касалось политики, общего дела. Да и сейчас касается. Но теперь я переживаю и за тебя тоже. И переживаю очень сильно, как ни за кого другого, и я боюсь, что мне будет больно. Что однажды ты уйдешь вот так, за пачкой сигарет, и вдруг поймешь, что попусту теряешь время со взбалмошной крикливой девчонкой с вьющимися волосами, от которой одни проблемы и неприятности.

– Никакая ты не крикливая девчонка, – тихо сказал он.

– А кто же я тогда?

– Ты прекрасная, замечательная женщина, в которую я влюбился.

Эти произнесенные с чувством слова ошеломили ее и лишили дара речи.

Его рука скользнула по ее плечу, стаскивая с него ситцевый халатик и обнажая бледную кожу. Затем он наклонился и поцеловал ее в плечо, и она вздрогнула от этого прикосновения.

Она медленно поднялась и встала между его коленей, понимая, что сейчас последняя черта будет перейдена, но больше не переживая из-за этого.

Пространство между ними было наэлектризовано до предела. Доминик поднял на нее глаза, словно спрашивая разрешения, а затем осторожно развязал пояс ее халата. Полы его распахнулись, открыв обнаженное тело.

Он притянул ее к себе и поцеловал в живот, а она положила руки ему на затылок и прижала его голову к животу.

Когда они оторвались друг от друга, она выскользнула из халатика, и он с шелестом упал на пол.

Доминик встал, и она расстегнула его ремень и пуговицы на рубашке, потом принялась гладить пальцами пушистые волосы на его груди.

Раздевшись полностью, он снова поцеловал ее, на этот раз в губы, запустив пальцы в ее волосы.

Они упали на кровать, и он лег на нее. От такой близости у нее перехватило дыхание, а нервы от обжигающего прикосновения кожи к коже, казалось, вот-вот расплавятся. Она закрыла глаза, стараясь прочувствовать все его тело: жесткость лобковых волос, грубость щетины на подбородке, мягкость губ, ласкавших ее грудь. Не открывая глаз и затаив дыхание, она ждала, что эти губы будут делать дальше.

Язык его коснулся ее соска, и она почувствовала, как тот затвердел у него во рту.

В исступлении она запрокинула голову, желая, чтобы еще больше обострились все чувства, чтобы испытать еще большее наслаждение, ощутить себя распущенной и желанной.

Она всегда полагала, что Доминик искусный любовник, но он превзошел ее ожидания. Он интуитивно находил ее чувствительные точки, без всяких подсказок с ее стороны.

Он прокладывал дорожку из легких поцелуев вниз по ее животу. Она понимала, куда эта дорожка ведет, это возбуждало ее и приводило в ужас. Она никогда раньше ни с кем не была настолько близка, но когда его руки раздвинули ее бедра и он поцеловал ее прямо туда, в самое потаенное место, а потом его язык вошел внутрь нее, она застонала от невероятного удовольствия.

От его нежных прикосновений импульсы удовольствия распространялись по всему ее телу. Она мучительно не хотела, чтобы это прекращалось хоть на миг, и, когда он отстранился, чтобы надеть презерватив, ей показалось, что она сходит с ума.

Желая, чтобы он побыстрее продолжил, она еще шире развела колени, и он вошел в нее. Вначале ее тело сопротивлялось ему; в какой-то момент ее пронзила боль, напомнившая ей, что она давно не знала таких прикосновений. Но немного расслабившись и чувствуя, как он все глубже и глубже проникает в нее, она крепко обвила его руками и ногами и ощутила, что они с ним единое целое.

Они двигались и дышали в одном ритме, пока она не почувствовала, как где-то в самой глубине ее нарастает давление, как обнажается каждый нерв. Казалось, что она взбирается все выше и выше, дыхание становилось все более учащенным и прерывистым; вся страсть, все эмоции, которые она испытывала, вдруг сплавились в единый неистовый сгусток, который со сладостной болью выплеснулся, накрыв ее всю, словно приливной волной.