Не разлучайте нас - Моника Мерфи

Это несовсем ложь, но и не правда. Работу надо сдать только в конце месяца.

Понятно. Мне тоже нужно сдать письменную работу. Наверное, это означает, что сегодня ты занят?

Да, извини, я сегодня занят. Мне действительно хочется тебя увидеть. Кэти, я понимаю, что нам нужно поговорить. Но несколько дней я буду недоступен.

И буду теперь недоступен всегда, если говорить честно. Она присылает мне ответ с кучей эмодзи и со словами: «Значит, в другой раз». И я выдавливаю из себя улыбку.

Через секунду улыбки уже нет, я ненавижу себя за то, что делаю. Все это сплошной обман, будь он проклят. Я веду себя с ней эгоистично и подозрительно, а она пребывает в блаженном неведении. Живу двойной жизнью, но так давно это делаю, что мог бы уже привыкнуть.

Но, как видно, все еще не привык.

Уилл

Тогда

– Ваш отец хочет с вами поговорить.

Я раздраженно повернул голову к этому тупому адвокату, который вроде бы должен был присматривать за мной, а вместо этого обратился ко мне с настолько бредовым предложением. Никогда не слышал ничего бессмысленней.

– Передайте этому придурку, пусть идет к черту, – буркнул я, чувствуя себя совсем на пределе. Я пришел в здание суда, чтобы дать показания против этого ублюдка, а не ради воссоединения со старым добрым папочкой. Скорее всего, он попробует разорвать мне глотку, если я подойду к нему близко. Он наверняка в ярости. Ведь я собираюсь против него свидетельствовать.

Я – его единственный сын. Единственный во всем мире кровный родственник. И я буду говорить против него.

– Уилл, – вздохнул адвокат отца и покачал головой. – Дай ему пару минут, пожалуйста. Так он будет хоть немного походить на семейного человека.

– Семейного человека! – Я расхохотался. Так я своего отца точно бы никогда не назвал. – О да, он на него похож.

А вдруг это подействует на присяжных, и они внезапно решат оставить убийцу на свободе. Неуверен, что вообще смогу жить, если это случится.

Я повернулся к своему адвокату:

– Мне же лучше не делать этого, да?

– Лучше не делать. – Он замолчал и вздохнул.

Юрист моего отца снова ко мне обратился:

– Он по тебе скучает, Уилл. Он сам мне сказал. Дай ему один шанс, – попросил он. Глаза его блестели так, словно он вот-вот расплачется.

Да оставьте меня в покое.

Я сложил руки на груди.

– Чушь собачья. О чем он хочет со мной говорить? Как он ненавидит меня за то, что я встал против него. Может, хочет подробнее мне рассказать о том, что он делал с теми убитыми девочками.

– Уилл, – упрекнул меня мой адвокат. Все время забываю его имя. Я начинал горячиться.

– А неудивительно, что он хочет мне о них рассказать, я же вроде как был его подельником, вы не знали? Я просто не хотел, чтобы меня поймали. Поэтому привел Кэти Уэттс в полицию. Чтобы выглядеть рыцарем в сверкающих доспехах, а не мерзавцем, который насилует девочек на пару с отцом.

– Ну все, довольно, – сказал мой адвокат. Фамилия у него была Стоун[2]. Увидев его холодный взгляд, я невольно подумал, что она чрезвычайно подходит ему. – Мой клиент не хочет говорить с мистером Монро.

Но любопытство во мне победило:

– Я хочу говорить с ним.

– Не советую, – начал Стоун, но я замотал головой.

– Пару минут. Я хочу услышать, что он мне скажет, – скорее всего, идти к нему было ошибкой. Но я уже не мог не пойти.

Через пару минут меня проводили в маленькую комнату где-то в глубине здания суда. Там было прохладно и очень тихо. Монотонный гул голосов снующих вокруг людей не доходил туда. Меня сопровождали сотрудники органов по делам несовершеннолетних: двое шли впереди, а еще двое плелись позади меня. Мой адвокат шел рядом, а адвокат отца возглавлял процессию.

От нервов у меня сосало под ложечкой, но я пытался не обращать внимания на охватившее меня чувство тревоги. В любой момент я мог прервать разговор с отцом. У меня не было обязательств по отношению к этому человеку. Конечно, он меня вырастил. Но потом бессчетное количество раз предал. И за это я никогда не смог бы его простить.

Я и не собирался прощать. Невозможно было простить все, что он сделал. Этот человек был чудовищем.

Что меня пугало больше всего, так это то, что я и сам могу превратиться в чудовище.

Мы остановились перед совсем неприметной дверью. Один из сотрудников толкнул ее, и вся наша группа зашла внутрь. В дальнем конце стоявшего посреди комнаты длинного стола сидел мой отец. На нем была обязательная для заключенных окружной тюрьмы оранжевая роба. На запястьях и на ногах – кандалы. Из-за недостатка солнца в камере его бледная кожа приобрела совсем уж зеленоватый оттенок.

Увидев меня, он улыбнулся и поднял руку в знак приветствия.

– Уилл.

Я ничего не ответил и сел на другом конце стола. Сотрудники органов опеки тут же сгрудились вокруг меня, и я увидел, что двое из них стали у отца за спиной. Я не очень люблю полицию, особенно после того, как со мной обошлись, когда я привел Кэти. Но присутствие этих надежных людей в комнате меня успокоило. Они явно не зря ели свой хлеб.

– Неплохо выглядишь, – сказал с улыбкой отец. Но я заметил, что глаза его совсем не смеются.

– Не могу сказать о тебе того же, – пробурчал я, и он расхохотался в ответ.

– Всегда ценил в тебе честность, – замолчав, он посмотрел на меня пристально, почти с ностальгическим выражением лица. – Я скучал по тебе, сынок.

Я напрягся, как пружина. Всегда ненавидел, что он меня так называет, но сейчас это было совсем невыносимо. Мне не хотелось, чтобы все знали, кто я такой, знали, что его кровь течет в моих венах, что мы похожи, что у нас фактически одно имя на двоих. Было невыносимо думать, что я навсегда связан с этим человеком. Серийным убийцей, насильником малолетних девочек. Один бог знает, что еще он натворил в своей жизни. На этом он просто прокололся.

Я ничего не ответил, и он продолжал:

– Ты в порядке? С тобой хорошо обращаются органы опеки? Тебе остался всего год, парень, а потом сможешь идти, куда тебе вздумается.

Как будто это просто. Я мог работать и сейчас уже работал на полставки. Просто для того, чтобы иметь деньги и ни от кого не зависеть. Но все равно мысль о том, что я останусь совсем один, меня чертовски пугала, хотя я никогда никому в этом бы не признался.

Даже папаше.

– Ты думаешь выиграть? – спросил я. Мне было важно это знать. Даже в худшие периоды своей жизни этот ублюдок был невероятно самонадеян. Пьяный, безработный, на сильных отходняках, он расхаживал по городу как король. Я никогда не встречал еще человека с настолько раздутым эго. Даже когда я был маленьким мальчиком, замечал его неадекватность.