Вишня во льду - Людмила Мартова

– Яичница готова, – известила Елена, прервав его мысли. – Ты к столу придешь или вашему сиятельству в постель подать?

– В постель подашь себя, а завтрак я за столом съем, – сообщил Дорошин, вставая. – В ответственном деле снабжения моего болезненного организма едой и качественным сексом важно ничего не перепутать.

Она засмеялась, подбежала к нему и поцеловала горячо и искренне. И от понимания, что эти поцелуи отныне – постоянная часть его жизни, он вдруг испытал огромное, всеобъемлющее, безбрежное счастье.

* * *

Через пару часов температура у Дорошина все-таки поднялась снова. Организм твердо намеревался взять свое, выдав положенное количество температурных часов со всем прилагающимся к ним букетом ощущений. И снова Елена протопила печь, накачала воды, сварила морс из любовно запасенной дядей клюквы, а заодно и кастрюлю куриного бульона, который, по ее словам, лечил от всех болезней. Точно так же считали дорошинские мама и бабушка, так что он лишь счастливо засмеялся, услышав нравоучение о медицинской пользе бульона.

Периодически проваливаясь в температурное забытье, Дорошин гонял в голове лихорадочные мысли о Ксюше, страннице Ксюше, горячо уверявшей его, что ее муж не имеет никакого отношения к истории с кражей картин.

В очередной раз вынырнув из дурмана, он даже позвонил ребятам, расследующим убийства Грамазина и Газаева с просьбой проверить алиби Стекольщика на момент совершения обоих убийств, однако алиби это оказалось безупречным. В день убийства Ильдара Газаева Стекольщик, только вернувшийся из Чехии, сразу же отправился в отдаленный райцентр, где строил один из домов для переселенцев из ветхого и аварийного жилья. Из-за случившихся морозов там полетела система отопления, и, чтобы не разморозить дом, практически готовый к приему жильцов, на него были брошены все силы и финансовые ресурсы застройщика. Руководил «спецоперацией» Альберт Стеклов лично. А в день убийства Бориса Грамазина он и вовсе был в командировке далеко за пределами области.

– Это как раз неважно, – мрачно сказал Дорошин, которого раздражала собственная слабость.

– Почему? – не поняла Елена.

– Потому что я практически уверен, что Грамазина убил Газаев.

– Как? – По ее лицу, Дорошин видел, что она потрясена. Рукастый и тихий Ильдар, примерный семьянин и любящий отец никак не укладывался у нее в образ человека, готового убить тяжелым предметом по голове пожилого и, в общем-то, безобидного Бориса Грамазина.

– Когда я встретил Газаева в галерее в тот день, когда он был там с дочерями, он сказал мне очень важную вещь, ключевую даже. Что нет ничего важнее чести семьи. Для него была непереносима мысль о том, что Грамазин стал свидетелем их позора. А прерванную по причине генетического заболевания ребенка беременность жены он считал именно позором, а не несчастьем.

– Дикость какая. – Елена зябко повела плечами. – Из-за этого убить?

– Газаев неоднократно уговаривал Грамазина вернуть копии медицинских документов, которые у него оказались. Ребята уже выяснили, что женщина в регистратуре – соседка Грамазина по площадке. Она и рассказала ему о чужой тайне, невольным свидетелем которой стала, а Борис Петрович попросил ее сделать ему копии справок и заключений. Для пополнения коллекции. Газаев сначала разговаривал с Грамазиным на работе, в галерее. Часть этого разговора слышал Андрей Калюжный. Борис Петрович сказал: «Я этого на работе не держу». И тогда, по всей вероятности, Газаев пришел к нему домой, а когда решить вопрос миром не получилось, убил Грамазина и забрал у него папку с документами и тетрадку, в которой была составлена опись коллекции. Поэтому при обыске квартиры там ничего не нашли.

– А кто тогда убил самого Ильдара? Кому он мешал?

– Тому, кто украл картины. Думаю, что в тетрадке Бориса Петровича был зафиксирован факт кражи ценностей. Либо он знал, что кто-то таскает подлинники из хранилища, либо, что вероятнее, просто подслушал мой самый первый разговор с Марией Викентьевной и узнал о пропаже Куинджи. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что запись об этом была в тетради последней.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что вор чувствовал себя в безопасности до смерти Бориса Петровича. Если бы это было не так, то Грамазин по своей привычке обязательно рассказал бы преступнику, что является носителем его тайны. Мне кажется, что при таком раскладе его убили бы гораздо раньше. Наш преступник – человек решительный. От Газаева он избавился, и я более чем убежден, что Грамазина постигла бы та же участь. Нет, Грамазин узнал про пропажу картин именно незадолго до смерти и не успел ничего про это рассказать.

– Но почему убили Газаева?

– Да потому что Грамазин никогда не шантажировал своих жертв. Ему был важен сам факт обладания тайным знанием. А вот Газаев, в руки которого попала тетрадь, решил воспользоваться содержащейся в ней информацией и получить деньги, которые были ему нужны для покупки лошади для дочери.

– И кто же это сделал? Кто убил Ильдара и украл картины? – нетерпеливо спросила Елена.

– Пока не знаю. – Дорошин говорил с трудом, ему казалось, что распухший горячий язык не помещается во рту, в котором было сухо-сухо. – У Ксюши и ее мужа алиби, у тебя тоже. – Он заметил возмущенный жест Елены и примирительно сказал: – Ты извини, но тебя и историю про компанию друзей твоего деда ребята тоже проверили. Иначе нельзя. Калюжный утверждает, что был дома, однако подтвердить этого никто не может. Его родители в этот день с самого утра ушли к родственникам, а он отказался, сказавшись больным. Девушка его к нему в этот день не приходила, это уже тоже проверили. Одна дома сидела и Алена Богданова. Говорит, что на улице было так холодно, что не хотелось высовывать носа из-под одеяла. Мол, лежала себе в кровати, пила шампанское, ела мандарины и смотрела старые фильмы. Ну и Арина Романовна ваша тоже без алиби. Говорит, что накануне сорвала спину, обустраивая новое помещение галереи, лечилась. Так что не знаю, но обязательно узнаю. Как говорили великие, нет ничего тайного, что не стало бы явным.

– Я вот все думаю, – начала Елена и замолчала, словно не решаясь продолжить.

– Ну-ну, говори, – подбодрил ее Дорошин.

– Я думаю: а как именно преступник, ну или преступница добирались до нашего с дедом дома? Не на рейсовом же автобусе, где их могли запомнить и потом описать. И не на такси. Мне кажется, что такой предусмотрительный человек, который догадался назначить встречу Ильдару в нашем доме, должен был просчитать все, чтобы не оставить случайных следов и не обрести ненужных свидетелей. Он же все рассчитал правильно. Труп мог пролежать в нашем доме до весны, потому что мы никогда-никогда не ездим туда зимой, и наша поездка с тобой была чистой случайностью. К весне вообще было бы уже не распутать, что делал Ильдар в нашем доме. И Куинджи он подбросил, чтобы навести на меня подозрение. Это самые малоценные из всех пропавших картин, я думаю, что он изначально их взял для того, чтобы в случае возникновения шума сделать все, чтобы следствие думало на меня. В конце концов, только я у нас в галерее Золотарева. Картины он забирал явно по списку, те, которые ему заказали. Другие ему были не нужны, кому их сбудешь, если заказчика заранее нет?