Дорога на две улицы - Мария Метлицкая
Шрифт:
Интервал:
– Хорош! – прокомментировала с болезненной усмешкой Эля, кивнув сыну вслед.
Ольга растерянно спросила:
– А как у него? Вообще?
Эля дернулась.
– Вообще? Вообще – отлично. Пьет, шляется по кабакам. Спит с проститутками. Не работает. Тянет из меня деньги. Фарцует валютой. Короче, славный получился паренек! Бабуленька с дедуленькой от души постарались!
Ольга молчала – что тут скажешь? Задать вопрос: а где же была ты, мать? Глупо и непродуктивно.
Прошли на кухню выпить чаю. Тут, при свете дня, Ольга увидела, как Эля ужасно выглядит. Худющая, почерневшая, под глазами темные круги.
– Ты в порядке? – с тревогой спросила она.
Они давно уже были на «ты».
– Я – отлично, – усмехнулась Эля. – Просто за-ме-ча-тель-но! Папе Яше на все, как всегда, наплевать. Теперь он собирает значки – марки заброшены. Своя жизнь и свои интересы. А чтобы не расстраиваться, ночует на родительской даче. И я вовсе не уверена, что один! – и Эля хрипло рассмеялась.
Ольга тогда подумала: переживает за Эдика, все понятно.
Эля много курила и пару раз выходила из кухни – Ольга слышала, как там, в глубине квартиры, мать и сын разговаривают на повышенных тонах.
Она быстро собралась домой – не до посиделок ни ей, ни Эле.
У двери чмокнула Элю в щеку:
– Ну, держись! У всех у нас, знаешь ли…
– Лелька! – вдруг тихо сказала она. – И это – итог всей моей жизни?
И глянула на Ольгу такими глазами, что у той захолонуло сердце.
Она обняла Элю за плечи и вдруг подумала – щуплая, как подросток. Или – старушка? Острые, вздрагивающие плечи, совсем высохшие руки, седые волосы.
Эля. Родная до боли. Не друг – давно родня. Иногда – странная и непонятная. Но – всегда рядом, всегда поможет в беде, никогда ни от чего не откажется. Вывернется наизнанку – для своих, для близких.
Красавица и умница. Ловкая, расторопная, отзывчивая.
И, кажется, очень несчастливая. Словно прожившая не свою жизнь. Об этом Ольга задумалась в первый раз.
А вот Элю она увидела тогда в последний. Точнее, следующая встреча была на кладбище. На Элиных похоронах. Всего через три недели.
Обширный инфаркт. Совсем не женская болезнь. Редкий, почти нестандартный медицинский случай.
Впрочем, и сама Эля была редкий и нестандартный случай.
Только заметил ли это кто-нибудь? Вряд ли.
* * *
Яков, постаревший разом на тридцать лет, был совершенно растерян. Словно не ожидал от жены такой вот подлянки.
Ушла, бросила. Как он теперь? Все и всегда решала она, Эля.
Всю жизнь он прожил за ее спиной – хрупкой, но самой надежной.
Жил, как у Христа за пазухой – работал вполноги, увлекался чем попало. Словно дитя – ни забот, ни быта.
А тут… От растерянности и обиды он плакал.
Ольга подумала: не от горя – от страха. Страха за себя и свою жизнь.
Про Эдика и говорить нечего – напился уже на кладбище, не дожидаясь поминок. Хрюкал, как свинья. Точнее, как боров. На его плече висела непотребная девица в короткой кожаной юбке и ажурных колготках.
Кто горевал по Эле?
Елена. Елена горевала так горько, так глубоко, словно только что осознала, КЕМ была для нее Эля.
А ведь подругой ее не считала – или не хотела считать. Слишком разные, слишком.
Слишком многое она в Эле не принимала, со многим не могла смириться.
Ставила такой вот барьерчик: она такая, а вот я – другая.
Не принимала, а пользовалась. Пользовалась всю жизнь. От помощи никогда не отказывалась.
А вот любила ли?
Поняла только теперь – любила. И ближе подруги у нее не было. И вернее тоже.
И еще горевала Ольга. Потому что понимала – ушел из жизни человек, на которого можно было рассчитывать. И быть уверенным, что не предаст и не бросит.
Много в жизни таких вот людей?
Оказывается – совсем мало. Такая вот потеря…
А «несчастный» вдовец, ливший горючие слезы, скоро «обженился». Причем по всем правилам, через загс.
На их с Элей домработнице. Жившей у них дома добрый десяток лет.
Счастливицу звали Зиной, и было ей около сорока. Молодая, здоровая, простецкая деревенская баба.
Хозяйство и финансы она быстренько прибрала к рукам. Яшкой, старым дураком, помыкала вовсю.
Даже Эдика построила – небывалый случай. Пьяного в дом не пускала, денег не давала и девок паскудных его вмиг разогнала.
Яшка был счастлив – можно было снова ни о чем не думать, собирать значки и монеты, часами раскладывать марки в толстенные кляссеры. Много и вкусно есть, долго спать и читать книги.
И… снова радоваться жизни.
В общем, жизнь продолжается. И ничуть, кстати, не хуже, чем была!
Про годовщину Элиной смерти Яша забыл. На упрек Елены растерянно пробормотал:
– Ну, Леночка, возраст! И к тому же – моя рассеянность, ты же знаешь!
Поминальный стол накрыла Елена. Так и посидели – своей семьей. Яша со строгой супругой после кладбища отбыли домой:
– Дела, знаете ли! Да и давление у Якова сегодня пошаливает, – хмуро бросила Зинаида.
Милый сынуля Эдик, естественно, тоже не появился, и этому никто и не удивился.
* * *
Борис теперь, после больницы, Елену от себя не отпускал – совсем. Когда жена собиралась в магазин или в аптеку, он держал ее за руку и… капризничал, как ребенок. Каждый вечер перед сном она читала ему что-нибудь из толстых журналов – «Новый мир», «Знамя», «Иностранку».
Иногда посреди чтения он засыпал. Тогда она осторожно выпрастывала свою руку из его и тихонько, на цыпочках, пыталась выйти из комнаты. Иногда получалось, чаще – нет. Он тихо всхлипывал и, не открывая глаз, шептал:
– Не уходи, Ленушка.
И она опять присаживалась на край кровати.
Однажды он попросил ее принести альбом с фотографиями детей.
Этот альбом, разделенный на четыре части, подписанные синим фломастером – «Маша», «Ира», «Леля» и «Никоша», – был собран Еленой к пятидесятилетию мужа. Под фотографиями были подписи типа: «Машуля в Анапе», или «Лелькино первое сентября», или «Никошин заплыв».
Он долго рассматривал альбом, задержавшись на страницах с фотографиями Машки-большой. Елена тихо вышла из комнаты.
Спустя полчаса, волнуясь, зашла. Он смотрел немигающим взглядом в стену и даже не повернул головы в ее сторону.
Она присела на стул и погладила его по руке.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!