Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) - Росс Элленхорн

Еще одно слово, которым можно описать испытываемые в этот момент чувства, – «подавлять». Оно точно отражает, как мелкие поражения влияют на самооценку, самолюбие или личный статус. Обижая окружающих, вы указываете им, как отличаются их представления о себе от другого, менее приглядного образа. Маленькие шажки имеют неприятную особенность привлекать внимание к этому расхождению. Чтобы достичь цели, вам придется натыкаться на него снова и снова.

«Будьте осторожны при посадке и высадке!» Эту привычную фразу выкрикивает громкоговоритель, когда вы выходите из вагона метро и перешагиваете небольшой, но опасный зазор между ним и платформой. То же самое можно отнести и к изменениям. Быть осторожным при выходе из вагона просто: достаточно смотреть под ноги. Но довольно сложно оценить расхождение между реальным собой и той улучшенной версией, к которой вы стремитесь. Вам придется не только помнить, но и преодолеть эту пропасть, чтобы измениться. Потребуется взглянуть на нее, принять ситуацию и, самое важное, суметь жить в ней, в этой дыре между началом и завершением преобразований.

Вы чувствуете стимул к переменам, когда смотрите в пропасть между существующим и будущим собой и стойко выдерживаете все напоминания, что у вас нет необходимого. И, как я уже отмечал в предыдущей главе, вы снижаете мотивацию, когда уговариваете себя, что уже шагнули на платформу и достигли желаемого, хотя на самом деле это не так. Искусство двигаться постепенно зависит от способности принять себя таким, какой вы есть, и максимально спокойно летать внутри зоны смирения. Серьезные преобразования требуют поступательного движения. И на этом пути вы столкнетесь с двумя проблемами: во-первых, придется упорно прилагать усилия для осуществления непростых шагов; во-вторых, проявить при этом покорность.

Постепенные преобразования обусловлены тем, как долго вы можете выносить чувство, что чего-то не хватает. Для страстного желания это испытание, битва между постоянными напоминаниями, что в вашей жизни нет чего-то важного, и необходимостью не впадать в отчаяние, надеяться и верить снова и снова. Секрет именно в этом. Личностные изменения – это не волшебный момент медитации и адекватной самооценки. Это действительно принятие себя в текущий момент, когда, как вы полагаете, вам не хватает чего-то, что позволило бы стать лучше. И это повторяется снова и снова. Выражаясь иначе, это долгосрочный полет в зоне смирения.

Чтобы двигаться постепенно, нужны регулярные дозы покорности, поскольку маленькие шажки редко доставляют удовольствие на пути к реализации великих внешних целей. Чем сильнее смирение и меньше гордость, тем меньше вы уязвлены медлительностью движения. Правильная пропорция не позволит вам повторить ошибку, которую допустила Энн в изучении испанского: ее мечты превратились в отвердевший пузырь, наполненный необоснованным чувством гордости, и он мешал каждый раз, когда следовало переходить к конкретным действиям.

Дедал, создатель крыльев, неслучайно был великим мастером. Возможно, что и Эрик, бывший курильщик и создатель «фотографий идиота», тоже неспроста был творцом: старшим столяром и музыкантом. В реальной жизни творец оттачивает свои навыки. Неважно, насколько прекрасно было его последнее произведение, он продолжает совершенствоваться. Внутреннее удовлетворение – внутренняя цель – для создателя важна так же, как и красота конечного изделия. Иначе говоря, успешные творцы и художники – это те, кто научился жить в зоне смирения и ценить моменты самосовершенствования. Нам есть чему у них поучиться.

Искусство личностных изменений

Джон Колтрейн, великий джазовый саксофонист и композитор, автор революционного альбома «Гигантские шаги», понимал истинную ценность маленьких, точно выверенных шагов к цели. Существуют разные версии насчет того, сколько часов в день он практиковался, но все согласны в том, что музыкант одержим игрой. Некоторые заявляют, что Джон занимался до двенадцати часов в день. Свидетели отмечали, что он мог более десяти часов потратить на то, чтобы взять одну-единственную ноту. Редко можно было увидеть Джона дома без саксофона, висящего на шее. Однажды его жена, заметив, что музыка резко прекратилась, пошла его искать и увидела, что он спит на диване с инструментом во рту.

Джазовые музыканты придумали отличный термин – «оттачивать», то есть доводить свою игру до совершенства в одиночестве в сарае рядом с домом, «тренировать ротовой аппарат», куда входят подбородок, рот и губы музыканта, чтобы обеспечить ему хороший амбушюр. Это прозаичное и монотонное занятие. Оно требует терпения и сосредоточенности на слабостях, чтобы вместо желваков появились работающие мышцы. «Когда ты занимаешься, – отмечал великий джазовый трубач Уинтон Марсалис, – ты приносишь жертву, чтобы твой инструмент звучал хорошо… Я имею в виду, что добродетель музыканта измеряется количеством времени, отведенного для практики»[129]. «Жертва», «добродетель» – Марсалис выражается практически религиозным языком, описывая рутинное оттачивание музыкальных пассажей.

Художники и музыканты – скромные служители своего ремесла, схожие с монахами в смирении и терпении. Вы скажете, что чего-то не хватает? Мы часто считаем творческих людей высокомерными и самовлюбленными. Возможно, в обществе они так и ведут себя. Но только не по отношению к своему ремеслу. Никто не относится столь уважительно к чистому листу, как писатель; никто так не внимателен к аккордам, как музыкант-виртуоз. Творцы, наполняющие мир чем-то новым, настолько трудолюбивы, что способны отодвинуть на второй план свои личные нужды (порой весьма важные), чтобы уйти в сарай оттачивать навыки. Для них смирение неразрывно связано с успехом. В действительности часто именно бесспорная уверенность в себе дает им силы смиренно проходить те же шаги каждый день в течение всей жизни.

Мой отец, до того как сменил профессию и стал психологом, был успешным джазистом-кларнетистом и саксофонистом. Он играл джазовую музыку до самой смерти. У меня есть записи, где он играет со своим ансамблем и на выездных концертах в 1950-х и 1960-х годах. Прискорбно, что нет записей, где он практикуется. А это именно то, что я помню лучше любых выступлений: как он снова и снова проигрывает одни и те же пассажи, наполняя дом стремительными арпеджио. Его занятия – это звуки моего детства. Это сущность моего отца, его самая геройская черта: бесконечное оттачивание.

Я бы не сказал, что его пугала похвала или он избегал внимания. Совсем не так. Но практиковался он самозабвенно.

У нас в кабинете был собственный Дедал, хотя у меня ушли десятилетия на то, чтобы опалить свои крылья путем позерства и понять, что он хотел мне показать своими ежедневными занятиями.

Большинству из нас не хватает честолюбия творческих натур и толики таланта, чтобы хотя бы себе обосновать необходимость непрерывной практики. А еще самолюбия, чтобы смириться и идти мелкими шажками. Именно поэтому мы относимся к такой идее с беспокойством и хотим достичь цели как можно скорее. Особенно это верно, если мы подверглись ударам разочарования. Маленькие шаги напоминают, что вы не достигли своей цели, – это соль на ране, нанесенной бесплодными надеждами. Если вы боитесь разочарований, вы почувствуете их горький вкус. Постепенное движение требует отказаться от приятного чувства, что вы уже дошли до финиша, и смириться с обидным ощущением, что вы не в той точке, где хотели бы быть, не чувствуя себя униженно. Это своеобразный тест на способность к самореализации.