Зимняя песнь - С. Джей-Джонс

– Хм-м-м, – протянул он, изучая символы. – Ты была в ярости, когда писала это. Я вижу здесь гнев, бессилие и… – Подняв глаза, он ошеломленно выдохнул: – О, Элизабет… Ты написала эту музыку в свою… в нашу брачную ночь, так?

Я с размаху влепила ему пощечину. Удар пришелся точно в цель, и Король гоблинов пошатнулся, схватившись за лицо.

– Да как ты… – прошипела я. – Как вообще ты посмел!

– Элизабет, я…

– Ты заставляешь меня пожертвовать музыкой, отдаться тебе до последней частицы, а потом швыряешь эту жертву мне в лицо? Не смей! У тебя нет права смотреть на мою музыку вот так. – Я попыталась выхватить платье, желая изорвать материю на мелкие клочки и бросить их в огонь, но он меня удержал.

– Я не хотел… то есть, я думал…

– Что? Что ты думал? – перебила я. – Что я скажу тебе спасибо? Думал, сотворишь из воздуха этот инструмент, такой прекрасный и совершенный, и я буду вне себя от радости? Я не могу, просто не могу… – Чего именно не могу, я и сама не знала.

– Разве ты не этого желала? – На его щеках прорезался румянец. – Не это хотела от меня получить? Свою музыку! Время, чтобы сочинять! Свободу от обязанностей? – Он бросил платье на пол и шагнул ко мне. Король гоблинов был стройным, но высоким, и теперь нависал надо мной, как гора. – Я дал тебе все, о чем ты мечтала. Я устал оправдывать твои ожидания.

– Я тоже устала, – промолвила я, – оправдывать твои. – Мы стояли так близко, что ощущали на губах дыхание друг друга.

– И что я от тебя требовал?

Меня душили рыдания.

– Все! – всхлипнула я. – Тебе понадобилась моя сестра. Моя музыка. Моя жизнь. И все потому, что тебе нужна девушка, которая в душе уже умерла. Но я не та девушка, mein Herr, я давно перестала ею быть. Так чего же ты от меня хочешь?

Он замер в неподвижности. Это было затишье перед бурей, но бурей – грозой и ураганом – была я сама.

– Я говорил, чего хочу, – вполголоса промолвил он. – Мне нужна ты вся, целиком и полностью.

Я зашлась истерическим смехом.

– Тогда бери меня. Бери меня всю. Ты в своем праве, mein Herr.

Король гоблинов со свистом втянул воздух. Гнев в моей груди сменил тональность, минор стал мажором. Звук его взволнованного вдоха что-то во мне перевернул. Я приблизилась к нему.

– Возьми меня, – настаивала я. Вся моя ярость испарилась. – Возьми меня.

Я горела и пылала. Наши тела разделяли лишь тончайшие слои шелка и батиста. Каждый дюйм моей кожи жаждал его прикосновения. Я ощущала исходящее от него тепло; воздух между нами трепетал так же, как я. Мои трясущиеся руки действовали словно сами по себе: пальцы потянулись к пуговицам жилета, зарылись в кружевном воротнике.

– Элизабет. – Его голос дрогнул. – Еще не время. – Мне хотелось притянуть его к себе за этот воротник, впиться губами в губы, слиться с ним. Однако я лишь спросила:

– Не время? Почему?

Я чувствовала, как сильно он желает этого – желает меня, – и все же сдерживается.

– Потому, – шепотом произнес он, – что я хочу оттянуть этот момент. – Он запустил руку мне в волосы. – Хочу подольше насладиться тобой.

Я горько усмехнулась.

– Я никуда не ухожу.

Уголки его губ скорбно опустились.

– Чем больше времени ты здесь находишься, тем скорее покинешь меня.

Опять эта чертова философия.

– О чем ты?

– Жизнь – это больше, чем плоть, – тихо произнес он. – Твое тело – свеча, твоя душа – пламя. Чем дольше я жгу свечу…

– Свеча, которой не пользуются, – просто кусок воска с фитилем, – возразила я. – Я бы предпочла зажечь свечу, даже зная, что через некоторое время ее пламя угаснет, нежели вечно сидеть в темноте.

Мы оба замерли в молчании. Я ждала, когда он преодолеет разделяющее нас расстояние. Однако он этого не сделал, а, наоборот, взял меня за плечи и мягко отстранил.

– Повторяю, ты нужна мне целиком. – Король гоблинов прижал ладонь к моему сердцу, и от этого прикосновения оно заколотилось, как сумасшедшее. – И я возьму тебя, когда ты на самом деле отдашься мне целиком.

Пустота у меня внутри снова напомнила о себе тянущей болью.

– Когда ты в конце концов освободишь ту часть себя, существование которой столь яростно отрицаешь, – продолжал он, обвив свободной рукой мою шею, – ту самую часть, которую я страстно желал с нашей первой встречи, тогда, Элизабет, я тебя возьму. – Он склонился над моим ухом. – Всю. Целиком и полностью.

Шелковистые пряди его волос щекотали мои полуоткрытые губы. Я приподняла подбородок, подставила их для поцелуя. Он не стал меня целовать, лишил даже этого. Я опять пережила горькое разочарование.

– Тогда и только тогда, – сказал он. – Другие варианты меня не устроят. Зачем мне половина твоей души, если я хочу всю? А когда я получу свое, то сорву твой плод и выпью его сладкий сок до последней капли.

Я задрожала, отчаянно пытаясь сдержать слезы. Он криво улыбнулся.

– Твоя душа прекрасна, – тихо произнес он. Его взгляд переместился на клавир, где лежало свадебное платье. – И доказательство тому – здесь, в твоей музыке. Если бы ты не была так напугана, если бы не боялась разделить ее со мной, если бы признала эту часть себя, мы давным-давно были бы вместе.

Мелькнул шелестящий вихрь, и Король гоблинов исчез, оставив после себя слабый запах снежинок.

* * *

Шли минуты – или часы? Я сидела за клавиром, перебирая испачканный шелк платья. Слова Короля гоблинов эхом звучали у меня в голове. Всю, всю тебя, целиком и полностью, – повторялось неотступным рефреном. Он хочет не мое тело, но мою музыку. Я – не просто создание из плоти и крови, сосуд, вмещающий душу. Я – нечто большее. И я прямо сейчас жажду преподнести ему в дар самую сокровенную часть себя, более потаенную, более глубинную, чем любое сакральное знание, которое мы могли бы обрести вместе. Но как это сделать, я не знаю. Тело отдать легче, нежели душу.

Я кладу перед собой листок бумаги из стопки, беру в руку перо. Макаю его в чернила, но ничего не пишу. Вижу записи, сделанные в нашу брачную ночь, однако ноты расплываются у меня перед глазами. Все это настолько неприкосновенно, настолько свято, что мне почти невыносима мысль о том, чтобы с кем-то делиться. Я и есть мое свадебное платье – тонкое, хлипкое, невесомое, и темные пятна на нем – моя музыка – со временем поблекнут и исчезнут. И все же я не могу заставить себя вывести хотя бы один нотный знак.

Слезы вместе с чернильными кляксами капают на бумагу, их следы напоминают россыпь восьмых нот. Где-то там, кажется, за дальней стеной, начинает играть скрипка. Король гоблинов. Я кладу руки на клавиши и вступаю следом. Сейчас, когда тела не являются препятствиями, наши истинные «я» взмывают ввысь и танцуют. Его «я» – воплощение многогранности и загадки, мое – простоты и эмоциональности. Тем не менее, мы прекрасно гармонируем и дополняем друг друга, мы друг другу созвучны. По-моему, я начинаю что-то понимать.