Полцарства - Ольга Покровская

– Да, я понимаю, – сказала Маруся, ужасными глазами взглянув на мужа. – А я Леночку несла всю дорогу. Боюсь поставить в яд… – И, покрепче прижав к себе дочку, канула в орешник, на заветную тропу, связавшую приют с цивилизованной частью парка.

Саня не побежал следом. Знал, что надо, необходимо, – но не смог, как будто затекли ноги. Он стоял на месте, сомнамбулически покачиваясь с носков на пятки.

Ася подошла и дотронулась до его плеча:

– Саня, ну и что? Чего ты расстроился? Ничего ведь нового!

Он взглянул на сестру:

– Ася! Это база! Я основу рушу, и при этом ещё какие-то подвиги замышляю! – и, махнув рукой, пошёл искать Пашку. Тот бродил по периметру площадки, осматривая снег.

– Ну что, есть что-нибудь? – спросил Саня, догнав его.

Пашка мотнул головой:

– Похоже, они по аллеям сыпали.

– Ну и выпускай тогда, хватит бояться. Пусть хоть погуляют! Последим просто, чтоб с земли не подбирали.

Пашка без возражений направился к шахматному павильону и отпер дверь. Собаки мохнатым ручьём устремились во дворик. Заплясала возле Пашки Василиса-падучая в юбках шерсти. Тимка, спотыкаясь, боднул Курта головой в живот.

Пашка подхватил певчую Мышь на руки и, сев с ней на лавку, проговорил, глядя в пустоту:

– Я хочу взять в кучу всех моих собак. И пусть нас всех вместе взорвут.

– Паш, ты чего? Взорвут! А мы? А дедушка твой! Ты подумай – дедушка-то как! – возмутилась Наташка.

День потравы погас и ушёл в ночь. Пашка отвёл собак на площадку. Те сразу разбрелись по домишкам – спать. Умчалась на «железку» Наташка. И так уже позднотища – дома будут ругать. Ушли к трамвайным линиям шаг в шаг, на расстоянии локтя – Ася и Курт с фонографом на плече. Ушла затем и Татьяна, озабоченная и смущённая судьбой приюта и Пашки, и особенно своим сегодняшним рёвом на Санином плече. Ей бы остаться с племянником – но дома ждут невыгулянные звери.

– Паш, я к семи прибегу, продержишься? – сказал Саня и всей измятой, побитой и выжатой, как в стиральной машине, душой понял, что, оставляя Пашку, совершает что-то ужасное. Ну а если бы решил заночевать в лесу – ужасное было бы иного рода, но не легче.

Покинутый всеми государь перенес Асину банку с ирисами в домик, чтобы цветы не замёрзли, притащил из ветпункта электрический обогреватель и на узком диванчике устроился на ночлег – для тепла прямо в куртке.

Уже задремав, спохватился, что не позвонил деду, и, предвкушая упрёки и всякого рода занудство, вызвал номер. Илья Георгиевич негодовал. Ночёвка внука в лесу была форменным безобразием!

– Дед, ну что ты прямо как Санина Маруся! – огрызнулся Пашка.

Илья Георгиевич ещё долго потом шаркал из комнаты в кухню и обратно, пил капли, глядел за стекло, стараясь рассмотреть показания уличного термометра. Вышел затем на балкон – разогнать духоту в груди – и, прислушавшись, различил долетавший из соседской форточки успокоительный звон посуды, голос Аси и Сонин смех.

* * *

Когда Ася вернулась домой, со стола в гостиной было убрано всё, кроме Лёшкиных роз с несвежим кантом, оставленных, вероятно, Асе в укор. По сравнению с этим розовым кошмаром букет Курта, заночевавший в приюте, казался украденным с эльфийского луга.

– Соня, а Лёши дома нет? – спросила Ася у сестры, наводившей порядок в переполненном холодильнике.

Софья покачала головой, а затем вдруг захихикала и, растопырив испачканные в майонезе пальцы, обняла сестру за шею.

– Аська, ну вы с Болеком даёте! Даже я повеселела. Может, на свете всё не так страшно? Как думаешь? Может, это такая сказка, где всё равно всё хорошо кончится?

Тут за окном с трескучим громом взорвалась сосулька. Сёстры вздрогнули и переглянулись, обрадованные одинаковой мыслью: это померкший день «чихнул» в ответ на Софьины слова – значит, правда!

В своей комнате Ася отдёрнула штору и поглядела: не бежит ли Лёшка? Окно их спальни единственное в квартире выходило на улицу, а не во двор. По бессонной Пятницкой вперемежку слезились добрые и злые огни Москвы: окна жилых домов, светофоры, храмы и рестораны.

Ася смотрела на огни, и постепенно картину за окном начали вытеснять фрагменты прошедшего дня. Она снова оказалась в лесу, в пальто Болека и туфлях-лодочках, щедро черпавших на аллее цианидную слякоть. Память стёрла горечь дня, оставив только сладкое. Волшебно, что Пашка без лишних слов простил ей длительное отсутствие! Волшебно, что Курт ждал её с охапкой весенних цветов и долго не мог сказать ни слова, только смотрел на неё во все глаза, как на лесного оленя, а потом обронил: «Прикольно, что ты пришла!» Волшебно появление Сани, привезшего ей вещи! Ну а если вспомнить побег по липе… Ася с замершим дыханием взглянула на ободранные ладони и, открыв планшет, включила музыку, которую подарил ей Болек.

Праздничная, тайно тревожная мелодия наполнила комнату – как будто через окно плеснули звёздного неба. Ася села на кровать и, положив на колени планшет, склонила голову набок. Ей захотелось помириться с Лёшкой. Этого требовала музыка – ссора нарушала её гармонию, не давала раскрыться во всей полноте. «Где он там, бедный?» – подумала Ася и решила: уж конечно, в своей «последней коммуналке»! Купил пива и тужит о жизни бок о бок с осиротевшей дяди-Мишиной берлогой. Она уже потянулась за телефоном, брошенным на кровати, когда тот зазвенел сам.

С чувством победы, вполне готовая к примирению, Ася схватила мобильник, но нет – номер был чужой. А через мгновение трубка заговорила голосом Болека.

«Долетел!» – поняла Ася и улыбнулась. Это было трогательно – что родственник, которого она едва помнила из детства, примкнул к семейной традиции докладывать друг другу о перемещениях в пространстве.

– А я как раз сейчас Моцарта слушаю! – сказала Ася в ответ на приветствие. – А репродукцию отняла Сонька и уже у себя повесила, в раме!

– Как там родители? – спросил Болек. – Обиделись на нас?

– На меня уж точно, – сказала Ася. – Я бы обиделась! И Лёшка бродит неизвестно где, – прибавила она.

– Ну, это ему на пользу, – заметил Болек и после небольшой паузы сказал переменившимся голосом, как будто с улыбкой: – Ася, у меня к тебе есть одна лёгкая и увлекательная просьба! Погаси, пожалуйста, свет в своей комнате, отдёрни шторы и посмотри в окно!

– Да! Уже! – отозвалась Ася и, выключив лампу, заинтригованно пробежалась взглядом по блестящему огнями вечеру.

– Хорошо. Тогда прицелься на жёлтый высокий дом. Видишь мансардное окно? Полукруглое, больше, чем остальные. Тебе должно быть видно над домами.

Ася живо сняла с подоконника герань и стопку бумаги, дёрнула фрамугу и высунула голову на сырой воздух.

– Нет… Я не пойму, какое? Их там много.

– Хорошо, сейчас… Видишь – которое мигает!

В сиренево-синей, усыпанной стеклярусом огней вышине Ася разглядела очертания дома. Полукруглое окно на верхнем этаже вспыхивало и меркло.