Интервью сына века - Фредерик Бегбедер

Б.-А. Л. Ну что ж, давайте поговорим об этом. Собственно, это вывод, который в своем письме ко мне делает Уэльбек и который сродни моему собственному выводу: «Невозможно игнорировать воздействие отцовского примера». Мишеля это угнетает. Он говорит: какая глупость, что мы всегда возвращаемся на круги своя и что даже…

Ф. Б. …такие умные люди, как мы…

Б.-А. Л. …такие самобытные личности, как два писателя, все равно возвращаются к этому старому как мир закону: невозможно игнорировать пример отца. Ну вот. Он прав, конечно. И я, должен признаться, действительно ощущаю невидимое, но сильное влияние отца. Так было, когда он был жив, так и теперь…

Ф. Б. Вашего отца я видел только раз. Это было в 1993-м, на вашей свадьбе в Сен-Поль-де-Вансе. Я собрался было прибавить громкость колонок, а он принял меня за диджея и говорит: «Да убавьте же звук!» Очень авторитарный человек. Признаю, с ним, наверное, было нелегко.

Б.-А. Л. Да нет. Он умел быть и добрым, и любящим…

Ф. Б. К вопросу об ангажированности. В последнем, недооцененном романе Жан-Поля Энтховена, озаглавленном «Что в нас было хорошего», есть очень забавный ваш портрет. Не устою перед соблазном прочесть вам несколько отрывков, которые вы прекрасно знаете. Разумеется, это всего лишь персонаж, и речь идет всего лишь о книге, в которой вы носите имя Льюис, и это, разумеется, не вы…

Б.-А. Л. Послушайте. Все в порядке. В тот момент, когда вышла книга, мы все ломали комедию, чтобы сбить с толку злобных критиков. Но сейчас уже можно открыть страшную, ужасную, кошмарную истину: Льюис — это я.

Ф. Б. Ну что ж, тогда процитирую: «Он пишет сенсационные книги, любит славу и яркий свет, неравнодушен к судьбам человечества». Дальше еще смешнее. Автор говорит, что ваш истинный кумир — это не Мальро, а принц Малко Линге, герой «вокзальной» серии шпионских романов Жерара де Вилье[288]. Это правда?

Б.-А. Л. Нет, это уже не правда. Но — маленькое уточнение: во-первых, это не соответствует истине. Во-вторых, это смешно. И в-третьих, что правда, то правда, я и сам люблю читать про этого суперагента ЦРУ.

Ф. Б. Иначе говоря, когда вы летите на край света, у вас в кармане — все адреса и явки Жерара де Вилье?

Б.-А. Л. Если серьезно, мне и в самом деле случалось бывать в местах, по которым он проезжал. Я имел возможность проверить, правда ли то, о чем он писал. Де Вилье оказался хорошим журналистом: у него прекрасно подобран материал, он проводил серьезные расследования и имел правильный геополитический взгляд. А в Пакистане, к примеру, когда я занимался расследованием убийства Дэниэла Перла[289], у меня был тот же сопровождающий переводчик, что и у него…

Ф. Б. Действительно забавно.

Б.-А. Л. Можно и так выразиться. Меж тем факт остается фактом: когда Жан-Поль (Энтховен) помещает меня между Сартром и принцем Малко, в этом есть доля истины.

Ф. Б. Он также пишет: «Между моим меланхоличным чемпионом и героем „Неразберихи в Карачи“[290] обнаружилось неожиданное сходство».

(Смеемся.)

Б.-А. Л. Послушайте. Вопреки тем выводам, которые могут сделать идиоты, мне нравится книга Жан-Поля и мой образ, который он там создал.

Ф. Б. Но мы же с этого начали! Он внимательно за вами наблюдал — сначала когда вы ездили в Израиль во время войны, потом в «Роял Палм» на Маврикии. А вот пассаж, который мне нравится больше всего: «Что касается Льюиса, он старался не замечать капризов погоды. Он заперся у себя в кабинете, чтобы внимательно изучить „Пересмотры“ Блаженного Августина, а заодно настрочить гневную статью для „Калькутта дейли“».

Б.-А. Л. (Смеется.)

Ф. Б. Я тут недавно ужинал с вашим другом, с Жан-Полем, и мы пришли к заключению, что ваш кумир — это не Мальро и даже не принц Малко, а Поль Моран[291]. С ним вас роднит любовь к путешествиям, к скорости, к жизни, к литературе (разумеется), к роскоши — о чем свидетельствует квартира, в которой мы находимся. Одна только разница: вы бы, пожалуй, не женились на антисемитке.

Б.-А. Л. Есть две вещи, которые я не переношу у Поля Морана. Во-первых, антисемитизм, и не только его жены, но и его собственный. А во-вторых, мелочность, скаредность, которые как-то не вязались с его представлениями о мире. При этом способность жить стремительно, везде успевать, не скрывать своего удовольствия от такой жизни — это мне у Поля Морана очень нравится. Я тоже считаю, что скорость — это хорошо. Я тоже считаю, что жить параллельно несколькими жизнями, отделенными друг от друга, — это счастье. И наконец, я убежден, что надо перестать лицемерить, надо признать, что любовь к жизни вовсе не идет вразрез с призванием к сочинительству. Это, пожалуй, единственный момент, когда прожитые годы как-то на меня повлияли: я живу в ладу с самим собой; я чувствую себя абсолютно свободным.

Ф. Б. Но, простите, ваша последняя книга порождает совершенно иное впечатление. Возможно, дело в названии: «Враги общества». Она воспринимается как жалоба, как сетование на «свору» злобных журналистов. Это неправильное прочтение?

Б.-А. Л. Вы уж точно поняли неправильно. У книги два автора. Про первого, Мишеля, еще можно с натяжкой сказать, что он «жалуется». Но второй — я сам — по сути говорит следующее: вам не на что жаловаться; во-первых, во всем этом нет ничего страшного; во-вторых, все эти людишки — карлики; в-третьих, в конечном счете победителем выйдете вы, потому что вы — великий писатель. Вот буквально так я ему и ответил. Но чтобы я жаловался, сетовал, требовал справедливости и так далее — нет, это не в моем характере, это совершенно не мой случай.

Ф. Б. Вам не кажется, что у книги ошибочное название? Никто не воспринимает вас как врага общества. Вот Жак Мерин[292] — тот, да, действительно был врагом. Но вы?

Б.-А. Л. С каких это пор название может быть ошибочным или неошибочным? Это всего лишь название, не более того.

Ф. Б. Я нахожу, что книга гораздо удачнее названия.

Б.-А. Л. Ну что ж, тем лучше. Лучшее, что может произойти с писателем, — это когда его книги оказываются умнее, чем он сам. И лучшее, что может произойти с книгой, — это когда она оказывается лучше, чем ее название.