Место под названием "Свобода" - Кен Фоллетт

– Я хочу понять, что при этом происходит, – ответила она. – Как ведут себя приговоренные? Плачут они, или молятся, или же просто трясутся от безумного страха? И за публикой тоже интересно понаблюдать. Как люди реагируют, видя конец чужой жизни?

Ей всегда было это свойственно. С самого раннего детства. Когда ей исполнилось всего лет девять или десять, она впервые увидела, как убили оленя, а затем буквально завороженная следила за каждым движением егеря, разделывавшего тушу и вынимавшего внутренности. Ее особенно заинтересовал тот факт, что у оленя было несколько желудков[7]. Лиззи настояла, чтобы ей позволили дотронуться до плоти, пощупать ее. Она была теплой и скользкой. Животное оказалось к тому же беременной самкой, и егерь показал ей крошечный зародыш под прозрачной пленкой в утробе. Ничто не вызвало в ней тогда отторжения или отвращения – слишком уж было занятно.

Она прекрасно понимала, почему народ толпами сходился, чтобы присутствовать при казнях, как принимала и доводы тех, у кого вызывала тошноту даже мысль о наблюдении за смертью людей. Но сама помимо воли принадлежала к группе любителей новых ощущений.

Джей предложил:

– Давай, быть может, снимем комнату с видом на виселицы? Так поступают многие, насколько мне известно.

Но Лиззи поняла, что это нарушит полноту восприятия.

– О нет! Я хочу находиться среди толпы! – возразила она.

– Женщины, принадлежащие к нашему общественному классу, не позволяют себе подобных вольностей.

– Тогда я переоденусь в мужчину.

Он все еще смотрел на нее с сомнением.

– Джей, не надо гримасничать! Ты с превеликим удовольствием водил меня в шахту переодетой в мужское платье.

– С замужними дамами все обстоит несколько иначе.

– Если ты заявишь мне, что со всякими приключениями покончено, поскольку мы поженились, я просто сбегу от тебя в море на ближайшем корабле.

– Только без вздорных заявлений, пожалуйста!

Она улыбнулась ему и запрыгнула в постель.

– А ты перестань строить из себя старого ворчуна. – Она подпрыгивала на кровати. – Давай отправимся посмотреть на казнь.

Джей не сдержал смеха.

– Хорошо, я согласен, – сказал он.

– Браво!

Лиззи наспех справилась со всеми своими ежедневными обязанностями. Она дала указания кухарке, что купить и приготовить на ужин, объяснила горничным, в каких комнатах им следует прибраться, уведомила конюха, что сегодня не собирается выезжать верхом, приняла приглашение для них двоих отужинать с капитаном Мальборо и его супругой в следующую среду, отложила встречу с модисткой и приняла доставленные из мастерской двенадцать обитых медью сундуков, предназначенных для путешествия в Виргинию.

После чего взялась за маскировку под мужчину.

* * *

Улица, известная под названием Тайберн-стрит, или Оксфорд-стрит, кишела разношерстной толпой. Виселицы были установлены в самом ее конце на краю Гайд-парка. Дома, из окон которых открывался вид на эшафот, уже почти целиком заняли состоятельные зеваки, арендовавшие комнаты на весь день. Люди встали плечом к плечу, взобравшись на окружавшую парк стену. Лоточники с трудом пробирались сквозь толпу, продавая горячие сосиски и джин в розлив, как и листы с текстами, которые, как они заявляли, представляли собой предсмертные речи приговоренных.

Мак тоже протискивался через толпу, держа за руку Кору. У него не было никакого желания глазеть, как будут убивать людей, но Кора настояла на том, чтобы они пришли сюда. А Маку просто хотелось проводить все свое свободное время с Корой. Ему нравилось сжимать ее руку, целовать в губы при каждом удобном случае, невзначай соприкасаться с ней телами. Он любил даже смотреть на нее. Ему нравилось ее наплевательское отношение ко всему в жизни («Пусть все катится к черту!»), ее грубоватая речь и чуть порочное выражение ее глаз. И потому он все же пошел с ней на церемонию повешения.

В тот день должны были казнить бывшую подругу Коры. Ее звали Долли Макарони, она содержала бордель, но преступления-ми, которые ей вменили, были подделка документа и мошенничество.

– Что именно она подделала? – спросил Мак, пока они пробивались ближе к эшафоту.

– Банковский чек. Она изменила в нем сумму с одиннадцати фунтов на восемьдесят.

– А откуда у нее взялся чек на одиннадцать фунтов?

– Ей выписал его лорд Масси. Она утверждает, что он задолжал ей гораздо больше.

– Но в таком случае ее должны были приговорить к высылке из страны, а не к повешению.

– Мошенников почти всегда приговаривают к казни.

Они оказались настолько близко к эшафоту, насколько это вообще было возможно. Примерно в двадцати футах. Виселицы представляли собой незамысловато сколоченную деревянную конструкцию – три столба с перекрещивающимися балками для устойчивости и общей верхней перекладиной. С нее свисали пять веревок с заранее завязанными петлями. Тюремный капеллан стоял поблизости вместе с несколькими официального вида мужчинами, которые, судя по всему, были полицейскими в штатском. Вооруженные мушкетами солдаты сдерживали толпу, не позволяя подходить слишком близко.

Постепенно до Мака стал доноситься громкий шум, звук которого приближался с противоположного конца Тайберн-стрит.

– Что там за суматоха? – спросил он у Коры.

– Их уже везут.

Впереди следовал верхом взвод офицеров конной полиции, возглавляемый человеком, в котором узнавался главный городской судебный исполнитель. Далее двигались пешие констебли, вооруженные дубинками. Затем показалась крытая двуколка – высокая телега на четырех колесах с впряженными в нее двумя битюгами. Замыкал шествие отряд традиционных копьеносцев, державших свои копья остриями вверх.

Внутри телеги на чем-то, что издали казалось гробами, сидели пять человек, связанных по рукам и ногам. Трое мужчин, подросток лет пятнадцати и женщина.

– Это Долли, – сказала Кора и расплакалась.

Мак со смесью любопытства и странным трепетом разглядывал пятерых, кому суждено было умереть. Один из мужчин выглядел совершенно пьяным. Двое других озирались по сторонам с дерзким и вызывающим видом. Долли в голос молилась, а мальчик рыдал.

Телегу подогнали под эшафот. Пьяница принялся приветственно махать руками своим дружкам, довольно-таки зловещей внешности типам, сумевшим пристроиться в первом ряду. Они отозвались на приветствия шутками и порой совершенно неуместными репликами:

– Как мило со стороны шерифа пригласить тебя на этот праздничек!

Или:

– Надеемся, ты наконец научишься танцевать как следует!

И еще: