Затерянный остров - Джон Бойнтон Пристли

— Да уж, — задумчиво глядя на море, протянул Рамсботтом. — Совсем нашего шкипера тоска заела. С чего бы?

— Перепады настроения, — пожал плечами Уильям. — Коммандер ведь предупреждал, что он неуравновешенный.

— Да, — кивнул коммандер. — За ним такое водится. Мне достаточно понарассказывали, когда я искал фрахт. Но он хороший моряк. У хороших моряков это не редкость, хоть и не вяжется с образом. Взять, к примеру, старину Бирстона — его прозвали Барометр Бирстон, отличный моряк, я с ним ходил два года на «Непроницаемом», кораблем управлял как бог, но настроение — непредсказуемое. Вверх-вниз, вверх-вниз, так и скачет. И этот такой же. Мне такое не по нутру, но вреда большого нет, лишь бы службу знали.

— Как я погляжу, — заметил Рамсботтом удрученно, — служба его сейчас тоже мало заботит. Говорит, ему все равно, что с ним станется. Хорошенькое дело, а? Эй, что это там? Видите? Вон там!

Дальнозоркий коммандер всмотрелся туда, куда показывал Рамсботтом.

— Разбитый корабль, — объявил он наконец. — Похоже на большую шхуну. Села на коралловые рифы. Вчера мы еще одну такую проплывали. Тут их немало. Очень сложная лоция. Подойдешь чуть ближе к рифу — и конец. Здесь ведь никаких огней, никаких бакенов. Тут нужен настоящий мастер, знаток морского дела. И на карты полностью положиться нельзя.

— Тогда тем более хорошенькое дело! — вскипел праведным гневом Рамсботтом. — Мы идем через рифы, где каждую минуту есть опасность разбить корабль и пойти на корм акулам, а наш капитан хлещет спиртное и ему, дескать, без разницы, жив он или мертв. Конечно, когда мы все пойдем на дно, он снова взбодрится, только без разницы будет уже нам. Дудки! Пусть этой посудиной командует кто угодно, лишь бы ему жизнь была дорога.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся коммандер. — Преттель не подведет. Он ходит этим маршрутом с незапамятных времен, в морском деле он дока — и помощник его, таитянин, не хуже.

— Возможно. Только я бы лучше плыл сейчас на той яхте. Вот это по мне. Надо было нам тоже фильм снимать, устроили бы себе роскошный круиз. Занятно, если подумать. Ищешь остров понарошку, на камеру — изволь, вот тебе плавучий дворец и ни в чем себе не отказывай, а коли хочешь настоящих приключений, будь добр ужмись. Вымысел нынче дорогого стоит, а действительность — гроши. Разве нет?

Компаньоны согласились.

— Как странно посреди океана вдруг наткнуться на людей, — проговорил Уильям. — Мир такой большой и в то же время так тесен. Можно уплыть ото всех, и все равно с кем-то столкнешься. Можно замерзнуть насмерть в одиночестве в густонаселенной Англии — по статистике несколько человек в год так гибнет, а можно отправиться на другой край света и встретить там съемочную группу. Знаете, тот пароход, на котором я плыл, «Гаргантюа», даже телефонами оборудован — звони себе родным в любое время, не теряй связи. Представляю: пароход терпит кораблекрушение, шлюпок на всех не хватает, подмоги нет… Остается только позвонить приятелю и поделиться новостями. Чудеса.

— Вполне возможно, — кивнул коммандер. — Только никакого чуда здесь нет. Вам, я смотрю, часто мерещатся чудеса, Дерсли. Или это фигура речи?

— Ничего удивительного, — заметил Рамсботтом, попеременно глядя на обоих. — Просто наш Дерсли — поэтическая натура. Не в том смысле, что пишет стихи (а может, и пишет после встречи с мисс Райли), но склад ума у него поэтический. Я и сам склонен, тем более в этих краях. В мире столько разных чудес, коммандер, как начнешь думать, так кажется, голова сейчас лопнет.

— Вон хороший остров, — показал Уильям.

Коммандер вытащил бинокль, и все трое по очереди посмотрели. Это был уже не первый остров на их пути, но определенно самый большой. Таити, Муреа и остальные острова Товарищества имели вулканическое происхождение, не коралловое, они высились над водой настоящими горными пиками. Архипелаг Туамоту, через который сейчас шла шхуна, представлял собой атоллы, коралловые кольца, выступающие из воды на десять — пятнадцать — двадцать футов, с лагуной в центре. Они поражали не так сильно, как Таити и Муреа с их изумрудными склонами, голубыми ущельями и голыми вершинами, зато гораздо больше походили на типичное место действия приключенческих морских рассказов — необитаемые острова, на которые попадают моряки после кораблекрушения. Издалека они казались совсем голыми — тонкая полоска песка да зелень пальм над дымкой прибоя и водяных брызг. И все же они будоражили воображение, даже пресыщенное океанскими видами и звуками. Казалось, что за этой далекой пальмовой бахромой — Эдем.

Остров, к которому они в итоге причалили, оказался крупнее замеченного Уильямом. Берег выглядел абсолютно голым, но, как потом выяснилось, жизнь на этих атоллах сосредоточивается вокруг внутренней лагуны, подальше от бушующего открытого моря. В лагуну, где коралловые леса розовели в изумрудных водных долинах, «Хутия» вошла осторожно, словно зачарованный смертный, который, озираясь, на цыпочках, вступает в сияющие волшебные чертоги. Эта изысканная нежная красота не несла в себе ни малейшего намека на оптовую торговлю растительными жирами, маргарином и мылом, которая и привела «Хутию» к сияющим жемчужным берегам. Вот сейчас над водой пронесется насвистывающий Ариэль, из груды раковин и раков-отшельников покажется почесывающийся Калибан, а встречать гостей выйдет сам Просперо с волшебным жезлом в руке. Однако вместо него на берег высыпала толпа островитян — вальяжных стариков и горластой энергичной молодежи, пожилой бородатый и желчный священник-француз, а также некий мистер Дривнак — чех, перебравшийся из Сиэтла.

Мистер Дривнак был невысоким круглым человечком с живыми черными глазами, задорными темными усами и таким лоснящимся лицом, что становилось страшно, как бы он весь не испарился вместе с потом. Сперва он подскочил к капитану Преттелю, а когда тот удалился со священником, пристал к Уильяму и Рамсботтому, приглашая на аперитив к себе в бунгало. Туда он и повел их быстрым шагом, беспрестанно тараторя на ходу. Прожив несколько лет в Сиэтле, по-английски он говорил бегло, но голос у него оказался резкий и хриплый. Уильяму, который воспринимал окружающий пейзаж как череду радужных акварелей, чудилось из-за мистера Дривнака, будто акварели эти рвутся одна за другой. В своем бунгало он устроил лавку — там царили чистота и порядок, однако островной экзотикой и не пахло.

— Какая же радость для меня познакомиться с вами! — ликовал мистер Дривнак, утирая платком лицо.

Компаньоны ответили, что им тоже очень приятно.

— Я живу здесь почти два года — и, как думаете, сколько свежих людей за это время встретил? Сколько? Ну, угадайте!

Играть в загадки совсем не хотелось, но понятно было, что мистер Дривнак не отстанет. Рамсботтом назвал цифру двадцать, Уильям — тридцать.

— Шесть! — торжествующе выпалил мистер Дривнак, и по вискам его потекли новые струйки пота. — Шесть, и ни одним больше. Шесть свежих лиц почти за два года. Хорошенькое дело! Нет, нет и нет, это никуда не годится.

— А как торговля? — поинтересовался Рамсботтом, кинув взгляд на соседнее помещение, заставленное товаром.