Я верю в любовь - Морин Гу

Тянулись последние дни февраля. Иногда я плакала, порой лелеяла надежду, что Люка простит меня. Затем март понемногу уступил место апрелю, и моя печаль сменилась ненавистью. Я ненавидела всех, отказывалась смотреть корейские сериалы, и радость от приближения конца учебного года просто отскакивала от моего энергетического поля, полного темной энергии. В этот период жизни Уэс называл меня Дез Вейдер[58].

Потом ненависть постепенно сменилась апатией и наплевательским отношением к будущему. Теперь тусоваться со мной было одно удовольствие.

И вот в апреле, будучи как раз в таком настроении, во время большой перемены я вышла на школьный двор. Солнце светило ярко, но было очень холодно. Я надела солнцезащитные очки и накинула на голову капюшон толстовки.

Увидев за нашим столом Уэса и Фиону, я направилась в другую сторону от них, к киоску, где продавали пиццу. Они это заметили, и от выражения озабоченности на их лицах захотелось плакать. Первые две недели друзья уверяли, что все это пройдет и Люка простит меня. А если не простит, добавила Фиона, она с радостью его кастрирует. Но теперь даже они понимали, что наш разрыв – надолго, если не навсегда.

Избегать встреч с Люкой не составляло никакого труда. Мы вообще друг друга не видели. После того как я перестала ходить в художественную студию (первый раз в жизни что-то бросила), мне просто негде было с ним столкнуться. И, насколько я знала, он умер. Шутка (но ощущение было именно такое). На моей тарелке стопкой лежали три огромных жирных куска пиццы. Сверху я положила печенье на арахисовом масле. Знаете, бывает, что люди теряют аппетит после разрыва с любимыми. Так вот, это не про меня. Мне позарез нужны были калории, и чем вреднее пища, тем лучше. Побольше жира и сливочного масла, пожалуйста. И добавьте сахара.

Когда наконец я подошла к нашему столу, к моим друзьям успели присоединиться Вайолет и Лесли. Уэс и Вайолет уже открыто встречались – это я сумела заметить, даже несмотря на то что жила в своем замкнутом мирке, напоминавшем Les Misérables[59] в собственной интерпретации. Неудивительно, что Лесли и Фиона снова сошлись. Вокруг одни счастливые пары. Ура. Ребята поздоровались, но я почувствовала витавшую над столом озабоченность, которой уже была сыта по горло. Я буркнула приветствие и поставила на стол свой ланч – верный путь к инфаркту. Уэс нарушил неловкое молчание.

– Так стоит ли нам хорошо закончить учебный год и взять напрокат лимузин «хаммер» для выпускного бала?

– Ты это серьезно? – спросила Фиона, скривив губу. – Да я лучше член съем. Вайолет засмеялась, подавилась и закашлялась.

Выпускной бал. Хм. Поглощенная собственным несчастьем, я совсем о нем забыла. Раньше мы строили планы пойти туда все вместе, разумеется, с Люкой. Сейчас мысль о бале показалась тошнотворной.

– М-м, да, но я пас, – пробормотала я и откусила пиццу.

– Брось, Дез, тебе надо пойти! – завел свою шарманку Уэс, а Вайолет украдкой посмотрела в мою тарелку. Вероятно, пицца и печенье содержали столько же калорий, сколько она потребляла за месяц.

Фиона подтянула к груди коленку и уперлась в нее подбородком.

– При обычных обстоятельствах я бы поддержала бунтарку Дези, но будет странно не увидеть тебя на балу, Дез. Ты – лицо выпускного класса. Это было бы неправильно.

Я не ответила, просто смотрела себе в тарелку. Уэс взял футбольный мяч, подбросил его и поймал. Потом снова подбросил и снова поймал. У меня стало подергиваться веко.

– Нет, вы, ребята, идите без меня, повеселитесь, – сказала я, пытаясь улыбнуться.

– Зря ты это, – ответил Уэс и снова подкинул мяч. Но поймал неудачно, так что тот попал в мою тарелку, печенья посыпались со стола, а кусок пиццы упал на траву. Все замолчали. Уэс полез все это собирать.

– Извини, Дез, – пробормотал он, неловко положив кусок пиццы с прилипшими травинками обратно на тарелку.

Я не хотела показывать свою досаду и вспомнила героинь корейских сериалов, живших после разрыва с любимыми под дождевыми облаками страдания. Особенно в «Четырех временах года», где девушка к тому же умирала.

Я вежливо улыбнулась Уэсу.

– Да ладно, брось.

Все переглянулись. Я сняла темные очки и посмотрела по сторонам.

– Что ж, люблю вас, ребята, но не могу выносить ваши веселые лица. – Я встала, бросила свою тарелку в мусорный бак и пошла прочь.

– Дез! – послышался сзади крик Фионы. Но я не остановилась и не обернулась.

Вернувшись в тот день домой, я сразу прошла к себе в комнату, бросила рюкзак на пол и плюхнулась на кровать, случайно задев письменный стол. Там что-то стукнуло. Это была наша семейная фотография. До чего вовремя! Она свалилась прямо на черновик прощальной речи, который лежал здесь и собирал пыль со времен моего стэнфордского фиаско.

Стэнфорд. Ответ оттуда должен был прийти через неделю-другую. Да, я нервничала, но за этот месяц со мной произошла интересная метаморфоза: волнение перестало быть таким сильным, как раньше. Не сомневаюсь, что причиной отчасти было состояние апатии, которое уже воспринималось как часть жизни. Я получила сообщения о зачислении в колледжи при Бостонском и Корнеллском университетах. Хотелось бы заметить, что оба они предлагали более сложные программы медицинского образования, чем Стэнфорд. Мое безразличие пугало меня. Но при этом я чувствовала себя свободной. Глядя на свой набросок речи, где-то с полсекунды я испытывала чувство вины. Потом закрыла глаза и решила лечь спать.

Но не успела как следует завернуться в одеяло, как дверь распахнулась, и, громко топая, вошел отец.

– Папа! – возмутилась я. – Какого черта? Ты что, больше никогда стучать не будешь?

– Аппа никогда не стучал! – Это правда.

Он подошел, схватил меня за руку и вытащил из постели. Я упиралась и отбивалась.

– Что ты делаешь? – кричала я.

– Аппа устал от твоего ничегонеделания. Вставай и помоги мне в гараже.

– Не хочу, – заныла я.

Он остановился и уставился на меня.

– Что это значит?

Я сразу выпрямилась, понимая, что отца лучше не злить.

– Ничего, – проворчала я и поплелась за ним.

Дверь гаража была открыта, там на домкратах стояла машина. И не чья-нибудь, а Люки. Что за черт! Я сердито посмотрела на отца. Он пожал плечами.

– Мне все равно нужно ее чинить, так подумал, что можно заняться этим дома.

Он лег на тележку и въехал на ней под «хонду цивик».