Я верю в любовь - Морин Гу

– Так, ты бери другую, надень на лоб фонарик и держи под рукой набор инструментов.

Я тяжело вздохнула, притащила огромный ящик с инструментами, легла на другую тележку и, упираясь в пол гаража босыми ногами, заехала под автомобиль.

Я включила фонарик. Отец показывал и объяснял ситуацию.

– Масляные и топливные фильтры, а также свечи зажигания старые, просто беда. Их надо заменить, иначе машина не пройдет экологический тест. Поможешь мне заменить фильтры, договорились?

Я уже знала, что за этим последует, и принялась отвинчивать гайки теплозащитного экрана торцевым ключом. Пока я возилась, отец поглядывал на меня орлиным взором. Через некоторое время он спросил:

– Тебе интересно, как работают свечи? Ведь они металлические.

Я собиралась вынуть старый фильтр и щурилась на случай, если что-нибудь взорвется или брызнет.

– Ну, думаю, искра на кончике свечи возникает из-за электрического разряда, она воспламеняет пары бензина.

Отец задумчиво хмыкнул.

– О, ладно, разумный ответ. – Такова была его вежливая реакция, когда он не понимал, о чем я говорю. – Теперь дай торцевой ключ побольше.

Я выкатилась и порылась в ящике с инструментами. Найдя нужный ключ, передала его отцу и села рядом с машиной.

– Так что ты думаешь насчет Люки?

Я вздрогнула.

– Что ты имеешь в виду? Мы расстались. – Стараясь не огорчать отца своим кислым видом, я все же рассказала ему о разрыве – иначе как объяснить, почему он больше у нас не показывается.

– Когда это ты успела стать человеком, легко бросающим начатое дело?

– Иногда надо просто принять фигню, которую вручает тебе жизнь, – заявила я и, едва выговорив эти слова, полные жалости к себе, спохватилась, что говорю с отцом.

– Да, знаю. Очень хорошо знаю, понимаешь? – Он выкатился из-под машины и вытер руки тряпкой, лежавшей на тележке.

– Понимаю, – тихо сказала я.

Отец сел, глотнул воды из бутылки и посмотрел на меня.

– Может, скажешь наконец, что случилось?

Я избегала разговоров на эту тему: неловко обсуждать это с папой. Но сейчас было уже все равно, и я рассказала ему печальную историю Дези Ли.

Когда закончила, он некоторое время молчал.

– Вот почему ты в последнее время так много смотришь сериалы.

Я попыталась улыбнуться, в первый раз за все эти недели.

– Да, но теперь они мне нравятся.

– Знаешь, Люка наверняка думает, что ты сумасшедшая.

– Знаю.

– Потому что все это совершенное безумие, ну, ты поняла.

Как обычно, отец прекрасно сформулировал ситуацию.

– Да.

– Тогда зачем ты это делала? Почему не могла просто понравиться ему обычным способом?

Мы сидели бок о бок на тележках и молчали. Прошла минута. Отец терпеливо ждал, пока я решу, рассказать ли ему о неудачах и неуверенности в себе, вызванных моими постоянными фливалами.

Я всю жизнь доверяла ему, но сейчас не могла объяснить, что, несмотря на все его усилия, любовь и заботу, я была ужасно уязвима и ранима в том, что касалось любовных отношений.

– Ты же знаешь меня, аппа. Действуя по плану, я чувствую себя уверенней.

– Ха-ха, прямо как твоя мама.

Да уж. Не сомневаюсь, что маме никогда не понадобился бы такой план.

Отец прокашлялся.

– Знаешь что? Если бы не аппа, ты бы не родилась.

Это напомнило мне разговоры на тему полового созревания, которые он пытался вести со мной несколько лет назад… Я напряглась.

– Твоя мама часто говорила, что нам надо расстаться. Мне приходилось много раз удерживать ее от того, чтобы бросить одеяло.

– По-английски правильно говорить «бросить полотенце»[60].

– Вот я и говорю: бросить полотенце. Она столько раз готова была сдаться. Когда мы учились в старшей школе и ее родители ненавидели меня, твоя мама говорила, что мы должны перестать любить друг друга. – Слова, которые выбрал отец, заставили меня улыбнуться. – Поняв, что ей придется переехать сюда, она была готова со мной распрощаться. Но я хотел доказать, что все получится. Я переехал сюда, не зная английского, мы были очень бедны. Твоя мама столько раз плакала и говорила, что это плохая затея. Но я никогда не сдавался.

Он подъехал на тележке и осторожно повернул к себе мое лицо.

– Сердцу не прикажешь, Дези, но ты всегда можешь управлять тем, насколько упорно борешься, понимаешь? – Его глаза сузились от улыбки. – Да, ты сплоховала, но не настолько, чтобы нельзя было все объяснить и добиться его прощения.

Я потерла глаза рукавами толстовки.

– Аппа, у меня же есть гордость. Он даже не ответит на мои СМС. Невозможно будет объяснить ему…

– Тогда надо сделать так, чтобы он тебя услышал.

Эти слова прокручивались у меня в мозгу, когда через несколько часов я лежала в кровати, пытаясь читать «Человека на все времена»[61].

Как мне сделать так, чтобы он меня услышал?

Я отбросила книгу на кучу вещей, лежавшую у кровати, и тут мне на глаза попалась тетрадка с планом. Почему она до сих пор не уничтожена? Я взяла ее с намерением устроить ритуальное сожжение, и мне вдруг вспомнился один из шагов. Я достала план и бегло просмотрела его до пункта 23.

Решительные меры.

Я вспомнила, как мы впервые держались за руки, как бежали по дороге (я тогда была в красном кружевном платье), как Люка надел на меня свою шапочку, как прикоснулся во время автомобильной аварии. Вспомнила его горячую руку у себя на шее во время нашего первого поцелуя, его ссутулившуюся спину, когда он смотрел на океан, жалея меня.

Фактически у меня получился монтаж самых романтических моментов, прямо как в корейском сериале.

Тогда я почувствовала знакомую решимость, помогавшую мне добиваться поставленных целей и не позволявшую смириться с ответом «нет». То, что в детстве заставляло верить, что я могу двигать карандаш силой мысли.