Адъютор - Владимир Корн

В Финлауст нам предстоит попасть через несколько дней пути, и хочется верить, к тому времени все успокоится. Иначе придется пережидать в каком-нибудь городе, где стоит сильный гарнизон. На тот случай, если волнения распространятся и дальше. Словом, ничего хорошего нет.

– И еще господин сар Штраузен получил письмо, которое, судя по всему, немало его озадачило, – поделился своими наблюдениями Базант.

– И что же в нем такого было?

– Вот уж чего не знаю, – пожал он впечатляющими плечами, отчего одежда на спине издала подозрительный треск, а наемник досадливо поморщился.

Ждать начальника бруменской полиции господина Тробнира, к счастью, пришлось недолго.

– Господин сарр Клименсе! – первым увидел меня он. – Успели вы у нас нашуметь!

– Надеюсь, со стороны закона претензий ко мне нет? – С моей стороны это была шутка.

И еще радовало, что Тробнир относится к такой забаве знати, как убиение друг друга на дуэлях, снисходительно. Не в пример одному из его коллег из такого же провинциального города, где мне неделю пришлось спать на соломе и смотреть на небо сквозь решетку. В ожидании, когда друзья добьются освобождения. С другой стороны, сомневаюсь, что, например, Клауса постигла бы там подобная участь.

– Господин Тробнир, до меня донеслись слухи, что дело об убийстве Клариссы сар Маньен сдвинулось с мертвой точки.

К чему тянуть мула за хвост, когда мы и без того опаздываем.

– С этим все сложно, сарр Клименсе. – Я успел кисло поморщиться, когда он произнес: – Преступник пойман и дал признательные показания, но…

– Что именно?

– Меня гложут сильнейшие сомнения, что в саду сар Штобокков побывал именно он.

– Господин Тробнир, ради самого Пятиликого, не томите! – воскликнул я, подумав, наверное, так и теряют лицо.

– Среди его вещей нашлось одно из украшений госпожи сар Маньен. Казалось бы, вот вам и мотив. Но поверьте, весь мой опыт кричит – тут что-то не так.

– Почему?

– Слишком легко он дался нам в руки. Верхом идиотизма с его стороны было прийти туда, где он попытался продать фамильную драгоценность Маньенов. К тому же имеется и ряд других обстоятельств, которые меня настораживают.

– Какие, например?

– Господин сарр Клименсе, наверное, пока это все, что могу вам сказать.

Пришлось смириться. Тробнир вообще мог отрапортовать, что убийца найден и дело закрыто.

– Хорошо, пусть будет так. Но что вы намерены делать дальше?

– Пока просто ждать. Ну а там будет видно. Случается, что по истечении времени всплывают обстоятельства, которыми нельзя будет пренебречь. И тогда дело может принять новый оборот.

«Вам ведь ваше начальство недвусмысленно дало понять, что не стоит копать дальше. Или кто-то еще? И все же благодарен пусть за частичную, но откровенность».

– Погодите, господин сарр Клименсе. – Тробнир увидел, что я поднялся на ноги и собираюсь прощаться. – Всего несколько слов, которые должны остаться строго между нами.

– Будьте уверены, господин Тробнир! – Мне не осталось ничего иного, как снова усесться на стул.

Тробнир замолчал и подошел к окну. Не догадываюсь, что там он пытался увидеть. После чего опустился на соседний стул и понизил голос:

– Представляете, из здания полиции пропали орудия убийства сар Торриаса, все четыре дубины. Никто ничего не видел, а их нет, исчезли, как будто и не было! Мало того, исчезли трупы, которые успели захоронить. И все это произошло накануне того, как к нам в Брумен должен прибыть представитель Дома Истины из самой столицы. И к чему бы все это?

Действительно, к чему? Только не утверждайте, пожалуйста, что маги этого Дома умеют добывать сведения из уже начавших разлагаться трупов. И тем более общаться с кусками дерева, пусть и окольцованного железом, – мы с вами взрослые люди.

– Господин сарр Клименсе, на вашем месте я проявил бы величайшую осторожность. Почему-то у меня есть уверенность, что смерть сар Торриаса не случайность, она должна была прикрыть вашу. К тому же дубинки пропали.

Тробнир упорно не желал упоминать вслух о Шестом Доме.

– Как добрался, Даниэль? – первым делом поинтересовался Клаус сар Штраузен, когда у меня наконец появилось сомнительное счастье вновь его лицезреть.

Кривлю душой – нашей встрече конечно же был рад.

– Без происшествий.

Если не считать небольшой скандал, которому стал свидетелем на придорожном постоялом дворе, где нам пришлось заночевать, догоняя сар Штраузена. Если быть точнее, случился он по соседству, на расположенной рядом почтовой станции. Не вольной, хозяином которой мог стать любой, но принадлежащей короне. Громкий пронзительный голос требовал незамедлительно предоставить ему лошадей, поскольку дело срочное и не терпит никаких отлагательств.

– Вам нужны неприятности?! – кричал в лицо седому старику-смотрителю какой-то господин. – Так вы сейчас их получите!

Окинув беглым взглядом этого господина, безошибочно можно определить: типичный благер, никчемный и абсолютно ничего собой не представляющий.

– Поймите, нет у меня ни малейшей возможности предоставить вам свежих лошадей! – оправдывался смотритель. – Очень прошу вас войти в мое положение.

– Ах вот, значит, как? – продолжал орать господин, наседая грудью на старика и в конце концов прижимая его к стене станции. – Вы плохо понимаете слова человека, спешащего так, что ему некогда поесть и выспаться, настолько у него срочные дела!

Старик, а что ему еще оставалось, продолжал бубнить как заученное, что перемена лошадей будет только к вечеру, поскольку свежие все разобраны, а тем, что имеются, необходим отдых. Тяжкое зрелище: и смотритель ничем не может помочь, и в тупую голову господина никак не может пробиться мысль, что, продолжай он орать и брызгать слюной на протяжении многих часов, ситуация не изменится. Кончилось тем, что он обратился ко мне за моральной поддержкой. Начав жаловаться, что чернь не в состоянии понять элементарнейших вещей. Чтобы не затягивать надолго, пришлось сочувственно ему улыбнуться. Забавно было наблюдать за тем, как он поперхнулся на полуслове.

Я покинул станцию в самом что ни на есть дурном настроении. Улыбки на наших лицах – как они много значат! Они могут погасить конфликт, дать понять женщине или мужчине, насколько они вам понравились. Ею можно высказать благодарность и даже одарить. Есть у меня знакомая дама. Ничем не примечательная девушка, с фигурой, на которой при всем желании не получится задержать взгляд, и с такой же серенькой внешностью. Но Пятиликий, как обворожительно она улыбается! И как преображается лицо девушки! Одна только ее улыбка достойна кисти величайшего живописца. И она ее уже удостоилась. Не знаю, насколько это правда, но утверждают, что художник плакал от бессилия, когда убедился, что у него не получится передать на холсте то, что он видит глазами. Мастер, чьи картины идут нарасхват, они висят и в королевском дворце, и в домах всех тех, кто может себе позволить его полотна. Единственное, что отчасти успокаивало, – отношение к моей собственной улыбке детей. А значит, и я смогу улыбаться своим детям, которые обязательно у меня будут, без опасения, что испугаю.