Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы - Александр Шубин

Блаженные миротворцы

Между тем, незаметно для вождей обоих интернационалов некоторые из этих детищ «единого фронта снизу» стали приобретать самостоятельное значение.

Еще в 1932 г. просоветская интеллигенция, обеспокоенная тем, что в ближайшее время может начаться война против СССР, образовала инициативный комитет за созыв антивоенного конгресса. Организаторы Конгресса по разному смотрели на его задачи. Писатель-коммунист А. Барбюс видел в новой организации филиал Коминтерна, организацию «единого фронта», а писатель-пацифист Р. Роллан — более широкое движение за мир, в котором могут участвовать не только прокоммунистические, но и пацифистские и социалистические движения. Воззвание, написанное Барбюсом, гласило: «Задача конгресса — разъяснить сущность текущего момента и поставить массы перед лицом угрожающей им опасности, а также объединить трудящихся вокруг их социалистического отечества, находящегося в опасности»[291]. Однако, подписав это явно просоветское заявление, Роллан утверждал: «Мы созываем все партии, к какой бы точке социального горизонта они не относились: социалистов, коммунистов, синдикалистов, анархистов, радикалов всех оттенков, свободомыслящих и христиан, беспартийных, все пацифистские ассоциации и объединения активно сопротивляющихся, всех, отказывающихся от военной службы по велению совести, всех людей независимых, всех тех во Франции и в других странах, кто твердо решил всеми средствами воспрепятствовать войне»[292]. Впрочем, по сравнению с официальной позицией ФКП даже Барбюс был пацифистом. ФКП готовилась использовать Конгресс для разоблачения «пацифистских путанных идей». Руководители социалистических партий, напротив, отказались сотрудничать с комитетом по подготовке Конгресса, составленным без их участия и под просоветскими лозунгами. Казалось, идея Роллана потерпела поражение. Однако на призыв откликнулись не только прокоммунистические организации, но также пацифистские лиги и даже масонские ложи. Конгресс открылся в Амстердаме 27 августа 1932 г. Несмотря на доминирование на нем коммунистов, из 2195 делегатов удалось добиться присутствия 315 социалистов (в том числе французских депутатов, которые пренебрегли прямым запретом руководства соцпартии) и 35 членов либеральных партий. Были даже гандисты из Индии. 412 делегатов представляли реформистские профсоюзы. Делегаты прибыли не только из Франции, но со всей Европы, США, Китая и Индии. Роллан провозгласил лозунг «Над партиями! Единый фронт». Несмотря на присутствие на конгрессе некоммунистических делегатов, манифест был выдержан в четких антикапиталистических и просоветских тонах. Казалось, коммунисты провели очередное агитационное мероприятие, воспользовавшись как ширмой присутствием социалистической интеллигенции.

Но дело этим не кончилось. В итоге конгресса возник Всемирный антивоенный комитет. 4 июня 1933 г. этот комитет при участии коммунистических профсоюзов собрал в Париже в зале Плейель Европейский антифашистский конгресс (также с преобладанием коммунистов), где был избран Антифашистский комитет, 15 июня объединившийся с антивоенным комитетом (благо, организаторами обеих инициатив были одни и те же люди) в единый Всемирный комитет борьбы против войны и фашизма «Амстердам-Плейель». Несмотря на лидерство в нем коммунистической интеллигенции, Роллану удалось привлечь к сотрудничеству в этом движении часть некоммунистических пацифистов. Такой блок коммунистов и пацифистов позволил создать мостик, который в удобных условиях можно было бы перекинуть к социал-демократам, отделенным от коммунистов пропастью идеологических разногласий. Несмотря на исключение из французской соцпартии руководящих участников «Амстердам-Плейель», в движение вошло около 140 местных секций соцпартии. Амстердам-Плейель стал организацией, стремящейся к консолидации левого сектора политического спектра Европы еще до того, как необходимость сближения стала понятна коммунистам и социалистам.

Странный человек этот Роллан. Всемирно известный писатель, большой друг Советского Союза и лично Бухарина. Мода на СССР до начала Большого террора была распространена широко. Но почему-то Роллан подмешивает к коммунистическому конгрессу социалистов, анархистов и либералов. А к западной цивилизации в целом он подмешивал Восток. В 1928 г. Роллан посещает Индию, устанавливает контакты с ИНК. Но политический интерес — не главное. Писатель изучает индийскую духовную культуру, пишет биографии Рамакришны и Вивекананды. К их духовным исканиям он относится вполне серьезно, без западноевропейского снобизма. Также и советские гуманистические ценности в их экспортном варианте он готов воспринимать за чистую монету. Или делать вид, что готов. Пусть Барбюс, если ему нравится, пишет, что СССР — наша общая Родина. Индия — не в Советском Союзе, но пусть Барбюс пишет, лишь бы дело двигалось. А Роллан позовет побольше людей, взгляды которых не совпадают с марксизмом-ленинизмом. Как и его собственные, Роллана, взгляды. Главное, чтобы формально провозглашаемые коммунистами социалистические ценности глубже проникали в кровь западной цивилизации. Почему Роллан считал это столь важным? Только ли в предотвращении войны было дело?

Бог с ним, с Ролланом. Подумаем, чем все эти споры вокруг союза социал-демократов и коммунистов важны ли для нас, людей XXI века? Ведь все равно фашизм в 1939–1941 гг. сумел завоевать почти всю Европу. Так ли существенны бугры на его дороге ко Второй мировой войне? Полагаю, в них — суть исхода эпохи 30-х гг., истоки союза, который не только разгромит фашизм, но и определит лицо мировой цивилизации почти до нашего времени.

Перед Европейской цивилизацией, какой она сложилась к 30-м годам, лежало два пути. Господствовавшая в то время (как и в наше) либеральная система ценностей, несла в себе противоречие между демократизмом и элитаризмом, и потому тяготела к смешению с двумя потоками, набиравшими силу в условиях кризиса — социализмом и национал-расизмом. Формально присягая на верность демократическим идеалам, западноевропейские лидеры всерьез принимали только интересы элит, не считая массы достаточно компетентными, чтобы вмешиваться в политический процесс. Элиты считались хранителями культуры, которая передавалась из поколения в поколение представителями британской аристократии или французского культурного слоя. Носители традиции национальной политической культуры были довольно замкнутой кастой и бдительно охраняли свою чистоту от бушевавших под кабинетными окнами толп. Чистота элиты только выигрывает от чистоты нации, расы — логика, понятная западноевропейским лидерам 30-х гг. Совсем недавно расизм был хорошим тоном во всех колониальных державах, а в США он оставался основой образа жизни. У нас будет еще немало поводов убедиться, что мотивы национальных интересов для европейских лидеров были куда более убедительными, чем права личности и тем более социальное равноправие. Отсюда — популярность фашизма, который обеспечивал капиталистический порядок не хуже, чем многопартийная система. Отсюда — «понимание» стремления Гитлера выгнать чехов и поляков с населенных немцами земель. Отсюда — уверенность в превосходстве «культурных» народов над «некультурными». Немало мифов, питавших сознание Гитлера, были приняты ко двору интеллектуальной элиты стран Запада. И наблюдатели того времени вовсе не исключали ситуацию, когда нацистские лидеры будут определять судьбы мира в союзе с либерально-консервативными, а принятые элитарно-либеральные ценности будут дополнены фашистскими идеями о чистоте европейской культуры и расы, о сверхчеловеке, рационально обустраивающем варварский мир.