Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы - Александр Шубин

10 марта 1935 г. Геринг официально сообщил о наличии у Германии военно-воздушных сил. Серьезных протестов не последовало. 16 марта 1935 г. Гитлер заявил о введении всеобщей воинской повинности, что также было запрещено Версальским договором. Ответом Франции и СССР стали пакты о взаимопомощи. Британцы держались особняком, что не осталось незамеченным в Берлине. Там ожидали министра иностранных дел Великобритании Д. Саймона. Он не стал отменять визит.

Реакция на введение всеобщей воинской повинности последовала почти месяц спустя, уже после дружественного визита Саймона в Берлин. 11–14 апреля представители Великобритании, Франции и Италии, собравшись в Стрезе, осудили односторонние действия Германии, подтвердили верность Локарнским договоренностям о гарантиях западных границ Германии. Так бывшие члены Антанты напомнили о своем единстве. Участие в этом демарше Муссолини тревожило Гитлера.

Гитлер решил очередной раз успокоить «мировое сообщество». 21 мая 1935 г. он выступил с одной из своих самых миролюбивых речей: «Кровь, лившаяся на европейском континенте в течение трех последних столетий, не привела к каким бы то ни было национальным изменениям. В конце концов, Франция осталась Францией, Польша Польшей, а Италия Италией». Войны в Европе, таким образом, бессмысленны: «война не избавит Европу от страданий. В любой войне погибает цвет нации… Германии нужен мир, она жаждет мира!» А с точки зрения идеологии нацизма территориальные захваты бессмысленны вдвойне: «Наша расовая теория считает любую войну, направленную на покорение другого народа или господство над ними, затеей, которая рано или поздно приводит к ослаблению победителя изнутри и в конечном счете — к его поражению»[296]. Чтобы иметь больше населения, нужно поощрять рождаемость, а не захватывать новые земли. Британские и французские дипломаты были удовлетворены таким идеологическим пояснением. Оно казалось им вполне логичным — границы стран Европы должны совпадать с национальными. Европейские политики не утруждали себя внимательным чтением «Майн кампф», они не учли, что Гитлер может пойти на геноцид, на вычищение территорий от «ненужного» населения.

А пока Гитлер еще раз подтвердил: «Германия торжественно признает границы Франции, установленные после плебисцита в Сааре и гарантирует их соблюдение… Таким образом, мы отказываемся от наших притязаний на Эльзас и Лотарингию — земли, из-за которых между нами велись две великие войны… Забыв прошлое, Германия заключила пакт о ненападении с Польшей. Мы будем соблюдать его неукоснительно. Мы считаем Польшу родиной великого народа с высоким национальным самосознанием»[297]. Свои гарантии получила от Гитлера и Австрия.

Гитлер заявил о готовности соблюдать невоенные статьи Версаля, но требовал отменить военные. Он подтвердил, что готов к любым ограничениям вооружений, но только на равноправной основе с другими державами Европы. По дипломатическим каналам Гитлер предлагал Великобритании выгодные условия нового соотношения военно-морских сил. Британские политики призывали мир не раздражать и так обиженных и ущемленных Версалем немцев. Англичане не разделяли французских опасений по поводу Германии — они с ней не граничили. Униженная Германия, конечно, представляет источник опасности, но полноправное государство — отнюдь.

Объявив об одностороннем перевооружении, Гитлер тут же предложил Великобритании как своему преимущественному партнеру «потолок», до которого будет расти германских флот — 35 % от британского. Бояться нечего. Британия заключила с Германией договор, где фактически признала эти нормы, создав тем самым прецедент — единого фронта Антанты больше не существовало. Когда французы заявили протест англичанам по поводу заключения англо-германского морского соглашения, А. Иден парировал: «По крайней мере, теперь все морские державы знают, сколько кораблей построит Германия»[298]. Он ошибся. А Гитлеру теперь оставалось только договориться с «братским режимом» Муссолини, и Франция как защитница Версаля останется в изоляции.

Запоздалость преодоления унизительных для Германии статей Версаля имел решающее значение. Униженное положение Германии способствовало победе Гитлера в борьбе за власть. Теперь же, когда во главе страны стоял исключительно агрессивный политик, победители в Первой мировой войне позволили ему вооружиться. А что им оставалось делать? Они не были готовы отстаивать Версальские соглашения с оружием в руках. Начиналась эпоха умиротворения агрессора, уступок Гитлеру.

Неоконченная война

То, что Лига наций и входившие в нее мировые державы не предприняли мер к обузданию Германии, имело далеко идущие последствия для политики Италии. Муссолини понял, что Великобритания не готова всерьез оказывать давление на Германию, а Лига наций — на нарушителей международных соглашений. Муссолини решил, что настал удобный момент для расширения колониальной империи, захвата крупнейшего государства Африки, которое еще сохранило независимость — Эфиопии (Абиссинии).

В ноябре 1934 г. итальянцы захватили эфиопский пункт Уольуоле (Уал-Уал) в ста километрах от границы своей колонии Сомали. Они заявили, что Уал-Уал — итальянская земля, 5 декабря разгромили подошедший сюда отряд эфиопов и объявили, что Эфиопия развернула агрессию против Италии.

3 января Эфиопия внесла протест в Лигу наций на действия Италии. 7 января Лаваль встретился с Муссолини в Риме. Франция изо всех сил пыталась удержать Италию в рамках бывшей Антанты, и Лаваль был готов к обоюдному удовольствию разрешать все противоречия — он подарил Италии кусок пограничной пустыни в Сахаре и урегулировал пограничные споры между колониями Джибутти и Сомали. Лаваль заявил, что Франция не имеет интересов в Эфиопии. На дипломатическом языке колониальной эпохи это означало, что Италия имеет в Эфиопии «свободу рук». В этом смысле Лаваль и выразился в беседе с Муссолини, но потом это отрицал. Когда на конференции в Стрезе Британия и Франция предложили записать, что три страны выступают за мир, Муссолини внес поправку: «мир в Европе». Союзники приняли ее — не ссориться же с итальянцами. 4 сентября Италия внесла в Лигу наций меморандум, где перечислялись «факты агрессии» Эфиопии против итальянского Сомали (в основном, в Уал-Уал). Этот меморандум позволял европейским дипломатам утверждать, что между двумя странами возник конфликт, и обе обвиняют друг друга в агрессии. Муссолини выглядел вполне пристойно.

3 октября 1935 г. итальянские войска вторглись в Эфиопию. Итальянцы применили авиацию и легкие танки. Никто не помог Эфиопии оружием. Тем не менее, итальянское наступление продвигалось медленно. Эфиопы оказали серьезное сопротивление.

Гитлер был единственным лидером, который прямо поддержал Муссолини. Теперь они становились союзниками.

Несмотря на формальные протесты, европейские страны, в руководстве которых было немало расистов, не предприняли мер для защиты суверенного государства в Африке. Они сами владели колониями и не хотели поддерживать национально-освободительное движение. Лига наций ответила на агрессию против своего члена экономическим эмбарго против Италии, но так, чтобы не очень затруднять ее жизнь. Были составлены специальные списки товаров, которые запрещалось ввозить в Италию. Прежде всего, это были военные материалы, а также продукты, могущие служить прямо или косвенно военным целям. Однако на некоторые важнейшие виды сырья, такие, как уголь и особенно на необходимую для ведения войны нефть, эти санкции не распространялись… Конечно, от такого запрета Италии было ни холодно, ни жарко, у нее и своего оружия для войны против Эфиопии было предостаточно… Вместо десятков пунктов чего нельзя было ввозить в Италию, достаточно было одного, запрета на продажу нефти. Несколько лет спустя сам Муссолини подтвердил это, заявив: «Если бы Лига наций во время эфиопского конфликта… расширила санкции против Италии на нефть, то мы вынуждены были бы вернуться из Эфиопии в течение восьми дней. Для нас это была бы катастрофа, которую трудно себе представить»[299].