Убийственное совершенство - Питер Джеймс

Он включил «дворники» и выехал на проезжую часть.

— Я не знаю, — наконец выговорил он. — Я не знаю, чего хотел на самом деле. Наверное, самого лучшего для детей. Для тебя и для меня. Я просто старался сделать так, чтобы всем было хорошо.

— Вот, значит, как ты предпочитаешь думать?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты правда хотел, чтобы всем было хорошо? Или ты хотел удовлетворить свои амбиции ученого?

Он резко затормозил.

— Ты мне не веришь, да?

— Я не знаю, чему мне верить, Джон.

— Это очень обидно, то, что ты говоришь.

Она пожала плечами.

— Наоми, я всегда говорил тебе правду. Когда я узнал про клинику Детторе, я рассказал тебе все, что знал. И я говорил, что мы идем на риск, отправляясь к нему. Мы приняли это решение вместе.

— Может быть, про риск ты сказал не слишком внятно? — с горечью спросила Наоми.

— А может быть, ты плохо слушала? — мягко возразил Джон.

Она повернула голову и посмотрела на него в упор. Посмотрела на человека, которого когда-то так безумно, так страстно, так горячо любила. С которым прошла сквозь огонь и воду. Который дал ей силу оправиться после смерти их сына и жить дальше.

Она посмотрела на него с такой ненавистью, что, если бы сейчас в руке у нее оказался нож, она бы, не задумываясь, воткнула его этому человеку в грудь.

В монастыре Периволи Тис Панагиас, в переводе Сад Святой Девы, день начался точно так же, как начинался последние одиннадцать столетий. В половине третьего утра раздался стук — дерево по дереву. Монахов созывали к заутрене.

Небо еще было усыпано звездами. Луна заливала двор и постройки белым, каким-то мраморным светом. Стук становился все быстрее и сильнее, отбивая завораживающий, гипнотизирующий ритм. Он отражался от древних плит, которыми был вымощен двор, и обветшавших, покрытых трещинами и облупившейся краской стен, окружавших большей частью заброшенные здания.

Настоятель поднялся с узкой кровати, зажег масляную лампу, стоявшую на тумбочке, перекрестился на изображение Девы Марии и быстро облачился в черную рясу.

Когда Янни Аноупулис юным послушником переступил порог монастыря — шестьдесят четыре года назад, — вставать раньше всех и созывать братьев на молитву было его обязанностью. Он выходил на двор и деревянным молотом бил по древнему тиковому бревну, висевшему на ржавых цепях. Тогда ему было двадцать два года, и сердце его болело от любви к Господу и желания служить Ему.

Теперь у него болело не только сердце, но и много чего еще — особенно ноги и колени. Тело, в котором укрывалась его душа, ветшало и разрушалось, так же как и постройки, служившие укрытием для нескольких оставшихся здесь монахов. Его зрение становилось хуже день ото дня, сил оставалось все меньше. Отец Янни не знал, сколько еще времени отвел ему Господь, но утешался тем, что после долгих лет неопределенности будущее монастыря, приткнувшегося к высокой скале в Эгейском море, в двадцати километрах от берегов Греции, было наконец-то устроено.

Он накинул на голову капюшон и, тяжело опираясь на палку, спустился по каменным ступеням вниз, во двор. На паперти горели масляные лампы, и резкий запах горящего масла смешивался с острым, влажным запахом моря. За его спиной послышались шаги троих других братьев — всего их было пятеро. Все, что осталось от ста девяноста человек. Столько монахов насчитывалось в монастыре, когда отец Янни пришел сюда.

Войдя в церковь, он перекрестился и на некоторое время замер перед прекрасным изображением Святой Девы с Младенцем. Пресвятая Дева Мария! Она охраняла остров и всех живущих на нем. И вознаградила его за долгие годы служения, приведя на остров американца. Американца, который их спас.

Он подумал, придет ли американец к заутрене. Иногда во время службы американец сидел рядом с ним, обычно его сопровождали молодые послушники. В другие дни он говорил, что хотел бы помолиться наедине в своей келье.

Отцу Янни нравилось смотреть на этих послушников. Чудесные, вежливые молодые люди. Такие искренние, чистые, так преданные Богу, они так горячо, истово молятся! Вот что значит энергия юности.

Американца звали Хэралд Гэтвард. Он был хорошим человеком — и это все, что аббат о нем знал. Да ему это было и не нужно — ведь американца им послала сама Дева Мария.

Монастырь Периволи Тис Панагиас был построен в IX веке как подворье Афонского монастыря. Монахи здесь вели строго аскетический образ жизни, все мирские удовольствия были запрещены, поскольку являлись искушениями Сатаны, призванными смутить и развратить душу. К их числу относились и разговоры. Беседовать разрешалось исключительно по делу. Праздная болтовня вела к греховным помыслам.

Настоятель был единственным монахом на острове, который умел хоть как-то говорить по-английски, но его словарный запас был ограниченным и довольно архаическим. Он предполагал, что американец очень богат. Когда Совет решил, что не может себе позволить содержать Периволи Тис Панагиас ради пяти монахов, и выставил крошечный остров на торги в надежде, что его купит застройщик и превратит в процветающий курорт, американец предложил самую высокую цену. И этот чудесный человек уверил настоятеля, что выполняет волю Господа и согласно ей настоятель и четверо братьев могут спокойно жить в монастыре, как и раньше.

Разумеется, не обошлось и без перемен. Самыми большими новшествами стали постройка нескольких новых зданий и то, что теперь на остров допускались женщины. Но все они селились за пределами монастыря, и ни одна ни разу не пыталась проникнуть ни в церковь, ни в трапезную.

Хэралд Гэтвард стоял на коленях возле своей кровати. Маленькую келью, еще более скромную, чем келья настоятеля, освещала всего лишь одна свеча. Его молитвенное бдение продолжалось уже несколько часов, с одиннадцати вечера, не считая краткого перерыва на проверку электронной почты.

Гэтвард был огромного роста — шесть футов шесть дюймов — неуклюжим великаном с бычьей шеей и детским лицом, которое странно не соответствовало его пятидесяти восьми годам. Длинные седые космы обрамляли большую круглую лысину. Бывший полковник 51-й воздушной армии, Гэтвард был награжден за храбрость во время войны во Вьетнаме.

А в том же году и на том же самом поле, где он снискал боевую славу, он прижимал к груди обугленное тело своей невесты, которая умерла у него на руках. По роковой случайности вертолет ВВС США нечаянно сбросил несколько галлонов самовоспламеняющейся жидкости на полевой госпиталь. Хэралд в тот момент как раз заехал за Пэтти, собираясь забрать ее после смены.

Она выбежала ему навстречу. Ее одежда, ее волосы, ее руки, ее ноги, ее лицо горели. Она визжала и молила о помощи. Он упал вместе с ней на землю, сорвал с себя одежду и обмотал вокруг нее, пытаясь сбить пламя. Но оно не гасло. Как незадуваемая свеча для торта, которую они с приятелями однажды купили в магазине приколов.